Книга Глаз Горгоны, страница 31 – Нина Вайшен

Зиг открыл было рот, чтобы что-то ответить. Потом отвернулся к выходу и, лишь почти выйдя из каюты, бросил мне:

— Мой жизненный опыт подсказывает, что журналисты редко ведут себя по-человечески. Лишь бы грязное бельё полоскать на потеху публике, — он снова посмотрел на меня, и я увидела, что в его глазах плескалась какая-то застарелая боль.

— Ты уже сталкивался с таким, да? — крикнула я в удаляющуюся спину Зига свою догадку, желая привлечь внимание. Он остановился, но не повернулся, и тогда я продолжила: — Поэтому не любишь журналистов?

Он повернулся так резко, что я ощутила дрожь по спине. Взгляд у него был злой, но злость эта полыхала где-то глубоко внутри. А так он казался спокойным. Хладнокровно спокойным. Сделал шаг ко мне. Заглянул в глаза, и я на пару секунд оцепенела.

— Ты права, я очень. Очень. Не люблю журналистов, — произнёс он. — Обычно люди вашей профессии не чураются ни чем, чтобы получить желаемое. Их не волнует ни репутация, ни жизнь ребёнка, ни страдания родителей.

Я всё ещё не могла произнести ни слова, а Зиг надвигался на меня, как здоровенная волна во время шторма.

— А ты мне сегодня ещё раз доказала, что у журналистов в душе пусто, как в вакууме, — его слова болезненно отзывались в голове.

Надо было сказать ему, что он мне понравился. Наверное, это он хотел услышать больше, чем то, что я подслушала его разговор. Дурацкая догадка мгновенно выпорхнула из потока мыслей. Если быть честной, то зачем я за ним пошла? Может, он мне и понравился, но пошла я за информацией. Так что я и не соврала. Но почему-то это не облегчило тяжесть на моих плечах…

— Мне жаль, что ты столкнулся с таким непрофессионализмом… — начала было я, но Зиг издал какой-то гортанный рык. Любые мои слова сейчас распаляли его только сильнее.

Он подошёл уже вплотную, нависнув надо мной грозовой тучей. Того и гляди грянет гром.

— Разве можно назвать непрофессионализмом, когда фотография твоего раненого ребёнка занимает первую полосу десятков онлайн-изданий? Тот, кто пробрался в больницу и сделал снимок, просто тварь, — сурово сказал он, глядя на меня сверху вниз. Буря в глазах его чуть утихла, уступив место давнишней обиде.

А у меня от его слов вдоль позвоночника поползли мелкие мурашки, точно колонна муравьёв. Казалось, я чувствовала прикосновения маленьких лапок насекомых. Меня передёрнуло. В памяти вспыхнули образы бинтов, резкие запахи лекарств и обеззараживающих средств. Стерильно-белые простыни и щупленькое тельце на огромной койке, к которой тянулись трубки. Я будто бы снова услышала монотонный писк приборов и увидела мигающие огоньки на панели машины, поддерживающей жизнь в детском организме.

Тот, кто пробрался в больницу и сделал фото изуродованного после аварии ребёнка, действительно тварь. И тварь эта — я. Теперь стало понятно, почему лицо Зига казалось мне знакомым.

— С тобой всё в порядке? — спросил он, видимо, заметив, как я побледнела. — Извини. Не стоило поднимать эту тему.

Он сделал пару шагов назад.

— В порядке, — механически ответила я и тоже попятилась в каюту, увеличивая расстояние между нами. Хотелось спрятаться от Зига. Будто он сейчас всё поймёт и непременно пожелает мне сгореть на одной из звёзд системы Алголь.

— Так. Ты из каюты не выходишь до окончания визита сенатора. Еду тебе будут приносить работники станции, — Зиг протянул мне маленькое квадратное устройство. — Это для экстренной связи. Если вдруг что…