Книга Цитадель, страница 42 – Клэр Кент

***

Проходит больше часа, прежде чем я осознаю чье-то присутствие подо мной.

Я неплохо продвинулась в работе по латанию крыши, и пот стекает у меня по шее и между грудей. Воздух горячий и липкий — даже морской бриз не спасает от холода. На протяжении многих лет после Падения пыль и обломки в атмосфере частично блокировали солнечный свет и понижали температуру на планете, но сейчас, должно быть, небо почти полностью прояснилось. Сегодня так же жарко, как в августовские дни в Вирджинии, которые я помню с детства.

Странная, дискомфортная ностальгия.

Однако не жара, не пот и не напряжение мышц моей спины вызывает у меня ментальную тревогу. Это внезапное, острое осознание чьего-то присутствия подо мной.

Знакомое. Из прошлого. Никогда не забытое, как бы я ни старалась выбросить это из головы.

Я машинально опускаю голову, чтобы посмотреть.

Коул стоит внизу, недалеко от лестницы, по которой я сюда забралась. Он большой, даже если смотреть с такого высокого положения. На нем камуфляжные штаны и армейская зеленая футболка. У него широкие плечи. Квадратный подбородок. Взгляд пронзительный. Пугающий. Непоколебимый.

Он точно такой, каким я его помню. Скала. И укрытие, и препятствие. Непоколебимый.

То, что происходит дальше, можно назвать печальным. Вероятно, неизбежным. Я дергаюсь в ответ на прилив удивления и эмоций, и меня накрывает волна головокружения, которая бьет по ушам и лишает меня равновесия.

Мне кажется, что я падаю, поэтому я хватаюсь за черепицу, чтобы не свалиться. Несколько мгновений я неуклюже барахтаюсь, пока не восстанавливаю равновесие и не выравниваю дыхание.

Мои щеки и так покраснели от жары, но теперь они покраснели еще больше. Именно этого я и не хотела. Опозорить себя перед Коулом вместо того, чтобы изобразить высокомерное безразличие.

— Черт возьми, — бормочу я, нащупывая лестницу, и начинаю спускаться, стараясь больше не смотреть вниз.

Поскольку я не смотрю, руки, которые хватают меня за талию, снимают с лестницы и ставят на землю, вызывают шок. Я подавляю крик и вырываюсь из его объятий.

— Какого черта ты делаешь там, на крыше, одна? — огрызается он мягко и сердито.

Мой рот открывается от изумления. На мгновение я замолкаю, слишком потрясенная и возмущенная, чтобы произнести хоть слово.

— Ты могла сломать себе шею!

— Не говори глупостей. Со мной все было в порядке! Я бы даже не испугалась, если бы ты поприветствовал меня, как нормальный человек, вместо того чтобы стоять тут, как гранитная статуя, и сердито смотреть на меня в стоическом молчании.

— Я думал, если я тебя окликну, ты испугаешься еще сильнее, — он все еще сердит, но уже взял себя в руки. Только блеск в глазах и резкость в голосе выдают его настроение. — И какого черта все здесь делают, позволяя тебе лазить по гребаной крыше вместо того, чтобы…

— Не смей! — ледяная холодность моих слов удивляет даже меня саму. — Не смей появляться два года спустя и вести себя так, будто у тебя есть право голоса в том, что я делаю или не делаю. Ты ясно дал понять, что тебе на это наплевать. Все в порядке. Мы с Брианной прекрасно справлялись сами, и это сообщество хорошо отнеслось к нам, когда никто другой не был добр. Однажды ты спас нас. И я благодарна тебе за это. Но благодарность — это все, что ты получишь. У тебя нет никаких других прав на меня или на то, как я живу. Я забралась на крышу, потому что я способна на это, и кто-то должен заделать течь. Неужели мы должны мокнуть только потому, что у нас нет большого, сильного мужчины, который сделал бы эту работу за нас?