Книга Поцелуй сирены и первобытные хищники, страница 46 – Елена М. Рейес

Он с тошнотворным хрустом ударяется о перила, прежде чем соскользнуть и исчезнуть под мелкими волнами.

И, к моему огромному удовольствию, это заглушает раздражающий удар. То, что сейчас пытается взобраться на борт, — это человеческая кожа: ноги, руки, и не видно ни единой чешуйки. Даже тени ни одной.

— Больше ни одного грязного гребаного водяного на этом корабле. Понятно?

Команда их альфы была встречена низким «Да, сэр».

Тех, кто пытается проскочить мимо моих людей, отбивают железными прутьями или деревянными досками. Соленый воздух порта наполнен криками, завываниями и приятным хрустом костей, когда их армия сталкивается с силой.

Гнев. Враждебность.

Мое внимание возвращается к мужчинам, стоящим в нескольких футах от меня: никем не замеченному охраннику, а затем их генералу.

Орион — фигура чрезмерно раздутой элегантности и прогнившей сердцевины. Мы встречались раньше, те немногие из королевства сирен, которые демонстрируют свои напыщенные лица, и нарциссическое самомнение волнами исходит от его плоти.

Это резкая вонь. Как от старой, больной рыбы, и я оставлю этот факт на потом.

От него пахнет так, словно он гниет изнутри.

— Глупый ход, генерал.

— Я считаю его блестящим, — возражает он, крепко сжимая рукой меч. И в этой хватке мой взгляд привлекает блеск металла.

Моя цепочка.

— Твоя кровь запачкает мои когти, Орион, — рычу я низко и злобно. — Твое разорванное горло будет лежать у моих ног еще до того, как солнце достигнет своего наивысшего пика.

Гамма Торрен встает рядом со мной. В его руке рыбацкое копье, и его смертоносный наконечник уже окровавлен.

— Его поймали Эван и Орен, когда он выбирался из твоей личной каюты. Они попали в засаду сзади, но их рычание насторожило команду, которая ела под палубой. Я проверял припасы.

Двое, о которых он упоминает, ранены. Дышат, но потеряли сознание возле планшира, в то время как остальная часть моей стаи сражается, как гордые звери, какими они и являются. Некоторые шевелятся, щелкая челюстями, хватают незваных гостей в пасть и вырывают куски, прежде чем выбросить их за борт.

Каждый удар волков отбрасывает стаю русалок обратно в воду, но еще больше продолжают подниматься. Их когти впиваются в дерево, шипя от ярости.

Я не останавливаюсь.

Я бросаюсь на Ориона, меняя направление атаки в самую последнюю секунду, целясь ему в плечо, а не в руку. Это было бы слишком предсказуемо, и я хочу, чтобы его рука, держащая меч, стала бесполезной. Его крик разрывает воздух за секунду до того, как его кровь капает с моего меха.

Кусок, который я оторвал, выпадает у меня изо рта и приземляется со шлепком, вызывая у меня волчью ухмылку.

— Ты никогда не удержишь ее, остолоп, — шипит Орион сквозь стиснутые зубы, голубые глаза светятся ярче. Его голова тоже наклоняется, как будто он слышит что-то вдалеке, и его гримаса быстро превращается в веселье. Выражение болезненного удовлетворения появляется на его лице.

Прежде чем я успеваю спросить, что он имеет в виду, я слышу, как мой гамма хрюкает от боли, его ноги отшатываются назад, и появляется новый порез, на этот раз на груди. Прямая линия от одной стороны грудной клетки к другой, но неглубокая.

Рана будет гореть, но после заживления не останется шрама. В течение часа не останется даже слабого следа.

Однако это выводит его из себя, и он хватает солдата, держащего маленький клинок, за шею, впечатывая его головой в ближайшую стену. Кровь струится по старому дереву, водяной в полубессознательном состоянии падает, пока моя гамма не удерживает его весь вес над землей.