Книга Оставь мне музыку!, страница 165 – Мира Ризман

— Моя леди, — произнёс Кирэй учтиво и обходительно подал руку. Его ладонь едва касалась кожи Вирджин. И вообще Кирэй вёл себя излишне осторожно.

Вирджин, выслушав многочисленные утренние советы по поводу поведения от девушек, со своей участью неохотно примирилась и готовилась по возможности хорошо исполнить навязанную роль.

— Моя леди ещё помнит художника Дефа, с которым представилась возможность познакомиться на ювелирной выставке? — спросил Кирэй, устраиваясь на диванчике наномобиля.

Вирджин сдержанно кивнула. Импозантного художника трудно было забыть.

— Что ж, прекрасно. Сегодня открывается его новая выставка, и пока мы едем, было бы правильным познакомиться с его творчеством, согласна?

Вирджин вновь кивнула, а Кирэй, чуть слышно вздохнув, вызвал голографическую панель. Спустя секунду Вирджин уже разглядывала росписи в Императорском дворце, считавшиеся лучшими из работ Дефа. Кирэй комментировал довольно мало, цедя скупые необходимые факты и совершенно не показывая своего мнения. Создавалось ощущение, что брошенный некогда неосторожный укор про «лекции», произнесённый Вирджин из-за желания уколоть, достиг цели. Теперь Кирэй выверял каждое произнесённое им слово. И от этого становилось неловко. Вирджин даже захотелось извиниться, признать, что на самом деле рассказчик из Кирэя просто замечательный, но… говорить ему комплименты? Не слишком ли много чести? Вирджин решительно отогнала сомнительные мысли, назвав их секундной слабостью, и продолжила молчаливо изучать творчество Дефа. Пожалуй, его работы отличались некоей странностью. Изломанные линии, неожиданные ракурсы и неправильная геометрия. Казалось, его вовсе не смущает, что картина заваливается на бок или разъезжается на фрагменты. И всё же отнести работы Дефа к какому-то одному стилю никак не удавалось. Поразительный микс футуризма, сюрреализма, символизма и некоторых новых течений умело захватывал внимание, так что от многих картин трудно было оторвать взгляд. Правда, всего этого совершенно невозможно было ожидать, просмотрев рекламу выставки. Кирэй включил короткую презентацию уже под конец пути. Тёмные тона, мрачная музыка и размытые разрозненные кадры с довольно заурядными изображениями обещали разве что типичный поход в музей древностей. Теперь Вирджин понимала, почему девушки нарядили её подобным образом. Она ведь, как фаворитка, должна была соответствовать мероприятию. Но всё это так плохо вязалось с прежними работами Дефа. «Может, у него теперь классическая коллекция?» — подумала Вирджин, однако оказавшись на самой выставке, она очень удивилась. Ничего близкого к классике здесь даже не наблюдалось. Начиная от разодетых в диковинные плохо сочетаемые наряды публики, заканчивая авангардными голографическими инсталляциями. Пожалуй, всё представленное было смело даже для Дефа. Яркие краски, причудливые формы, неожиданные сюжеты и даже иллюзии. Глаза буквально разбегались от разнообразия, невольно цепляясь за мелкие детали. Именно они, будто то кислотно-жёлтый треугольник или люминесцентная божья коровка, превращали все полотна и голограммы в нечто единое целое и неделимое. Словно, войдя через привычные двери зала, посетитель вдруг оказывался в новом незнакомом и немного чудаковатом мире. Вирджин надолго замерла возле дышащих переливающихся шаров, то походивших на футуристические грибы, то на диковинные водоросли или даже на какого-то дремлющего монстра, а потом, когда краски начинали сгущаться, всё больше напоминали фантастические цветы или даже законсервированные фейерверки. Именно возле этого произведения искусства вновь состоялась встреча с Дефом.