Книга Малина для мага, или Сорванная любовь, страница 54 – Ольга Ярошинская

И пироги здесь. Надо же, с грибами, с курицей, с вишней. Лиска расстаралась. Может, простить ее?

— Если вдруг твой резерв опустел… — не отставал Эйдан.

Дом вдруг заскрипел, дверной проем расширился, и в него забежал диванчик. Пухлый, мягкий, с обивкой в цветочек. Глаза Эйдана невольно расширились, и он попытался заслонить столь вопиюще неделикатный намек. Затем оттолкнул диван прочь, но тот застрял в дверях, цепляясь за косяк изогнутыми ножками, а я невольно рассмеялась.

— Это все дом! — воскликнул Эйдан.

— Да-да, идет за желаниями хозяина, — покивала я.

— Я бы не стал действовать так в лоб!

— Ладно, оставь его.

Эйдан обернулся, и в его глазах вспыхнула такая надежда, что мне снова стало смешно.

— Просто попьем на нем чай, — сказала я. — А если вдруг мне понадобится восполнить резерв, я обязательно тебе скажу. Ради башни.

— Я совсем не поэтому, — признался Эйдан.

Я знала. Тайком глянула на ладонь, и линия жизни уверенно засветилась до половины. А Эйдан сел на диван, слегка поднялся, пробуя упругость сиденья и одобрительно хмыкнул.

— И еще говоришь, ты ни при чем? — наигранно возмутилась я, подавая ему чай.

— Дом прочитал мои мысли, — улыбнулся он.

И улыбка была совсем такая как раньше, широкая и открытая.

***

Остаток дня мы провели в мелких заботах. Эйдан достал здоровенный мешок и, спустившись в подвалы, набил его золотом. Мешок, конечно, порвался, и Сол Гир залатал прореху магией — получилось вроде плетеной корзины поверх рогожи. Когда и она не выдержала, нашел чемодан и догадался складывать золото уже наверху. Сверился с пухлой сметой и доложил жменю бус.

Я в это время пыталась медитировать в круглой комнате, чтобы восстановить резерв, но Эйдан словно специально мне мешал: то пройдет рядом, то чемодан свой потащит, то спросит что-нибудь совершенно неважное. Вроде, хочу ли я себе бусы. В итоге я не удержалась и выбрала одни, из крупного продолговатого жемчуга, и к ним шикарный браслет.

Медитировать все равно не получалось. Только закрою глаза — и сразу встает картина: воздетая из-под пола тонкая кисть, скрежет дерева, поглощающего женское тело… Имя Джиневры сол Гир шло сразу перед моим. А дом больше не давал мне подсказок вроде серебряной совы на трости.

— А ты не помнишь ничего необычного, связанного с твоей бабушкой? — спросила я, когда Эйдан в очередной раз заглянул в круглую комнату. — В последние дни перед отъездом.

— Сперва я был полностью поглощен тобой, а после ошарашен твоей мнимой изменой, так что толком не помню, — признался Эйдан. — Бабушка поцеловала меня на прощанье, произнесла обычное благословение: чтобы корни были крепки, ветви упруги, а плоды неподвластны скверне. Подарила мундир. Вернее, он был все тот же, из заготовленной заранее формы, но бабушка, или башня, что-то с ним сделали. Я не сразу понял, что мундир стал артефактом, но он согревал меня даже в четвертом круге. И еще запах. В скверне воняет отвратно, и чем дальше, тем сильнее. А я уткнусь в отворот, глаза закрою, и все равно что дома.

Мне стало так его жаль — того веселого и молодого Эйдана, которого швырнули в гущу войны. Он стоял у стены и задумчиво смотрел на имя Джиневры, и мне вдруг захотелось обнять его, утешить, хотя бы немного.

Из кухни осторожно выглянул краешек дивана. Я укоризненно на него посмотрела, и он тут же спрятался за углом.