Книга В самом Сердце Стужи. Том IV, страница 103 – Александр Якубович

Была ли причина в преступлении? Или в грехах его отца? Или же Виктор уклонялся от нежелательной женитьбы, гонений или других невзгод? А может, мой сдержанный и столь внимательный супруг раньше был авантюристом и искателем приключений? Ведь даже сейчас, конструируя невиданные механизмы и делая странные пометки на сорогском, суть которых я не могла уловить при всем желании, в нем прорывалась та самая черта мечтателя, которая была свойственна многим алхимикам и исследователям.

Кем же он был и кем хотел стать? Это я надеялась когда-нибудь узнать от него. Добровольно. Потому что я была не уверена, учитывая всю глубину моей трагедии, что смогу набраться смелости, чтобы спросить его сама. Ведь для того, чтобы сделать это с чистой совестью, чтобы не обманывать этого мужчину, что отнесся ко мне с невиданной добротой и уважением, с мужчиной, которого я так не хотела разочаровывать, мне придется рассказать и свой секрет.

И если раньше я страшилась осуждения и непонимания, страшилась отстраненности и холодности, то сейчас я более боялась, что моя тайна разобьет нам сердца. Мне — потому что рассказав о своих перерождениях, я вслух признаю то, что Виктор лишь страница моей истории, но никак не ее финал. Ему — по той же причине, что он отдал свое тепло и заботу не юной и невинной девушке, а циничной закостенелой старухе, которая, может, познала не одну сотню мужчин за свой десяток жизней.

А нет ничего страшнее для мужчины осознания, что он не особенен для своей избранницы, а лишь один из множества.

И пусть наш брак был волею короля Эдуарда, я все еще четко помнила тот вечер, когда Виктор взял меня за руки и чуть тревожно, но четко говорил о том, что ему нравится во мне. О моем румянце на бледных щеках, о моих глазах цвета стали, о том, что я прихожу к нему во снах… От одного воспоминания о том вечере, когда мы неловко держались за руки, в груди поднималась волна тепла, а на губах сама собой появлялась улыбка. И я искренне боялась, что те чувства, которые продемонстрировал мне Виктор тем вечером, будут стерты, истоптаны, осквернены знанием о прожитых мною годах, о том, кем я являюсь на самом деле.

Поэтому я буду молчать. И ждать, дабы мне не пришлось спрашивать самой. Дабы не быть обязанной раскрывать то, что должно быть унесено из этого светлого и счастливого мира в следующий. Где меня будет ждать очередная мрачная неизвестность.

Казалось, ничто не может нарушить покой замка. Вечером я совершала обход — зайти на конюшни, пройтись по двору, коротко переговорить с дежурящими дружинниками. Это обычно делал Виктор, но в его отсутствие занималась я, как хранительница замка и цепи лорда надела. Далее — на кухню и в кладовые, справиться, как дела у котла, снять пробу, утвердить закупки, если таковые необходимы. Главная кухарка была женщиной опытной, у нее всегда при себе был кошель с парой серебряных монет, которые она могла в любой момент пустить в ход на свое усмотрение, если внезапно выяснилось, что прокисло пиво или испортились овощи. Ведь мужчин из дружины нельзя оставлять голодными. Но вот покупки для барского стола — всегда согласовывались со мной. И из-за стоимости, и по причине того, что я зорко следила за тем, что и в каком количестве подается на стол Виктору.

Он не знал, но по моему приказу для него отбирались яйца от лучших несушек, потому что ему не нравились мелкие, а больше двух за раз он почему-то не съедал, хотя мог взять три. Или что мой муж более предпочитал грудную часть курицы, вместо сочных и жирных голеней или крыльев, поэтому на забой для его стола, опять же, отдельно откармливали птиц. Или что воду для него летом кипятили всегда прямо в медном чайнике, а не в общем котле, чтобы она точно была чистой и без посторонних запахов.