Книга Дочь врага Российской империи. Курсантка, страница 94 – Василиса Мельницкая

— Так, может, мы в общагу вернемся? — предложил Савелий.

— Ты сегодня сколько переходов совершил? Вот именно. Достаточно. Переночуете здесь.

— Спасибо, Александр Иванович, — сказала Яра. — Я все уберу.

Он кивнул и вышел, а Савелий поспешно проглотил последний кусок голубца.

— Чай будешь? — спросила Яра.

— Не откажусь.

Она поставила чайник, убрала со стола, помыла посуду, заварила чай. И все это — в тишине. Савелий чувствовал, что она ждет его рассказа, но решиться не мог.

— Сава, ты так ничего и не скажешь? — спросила Яра, поставив перед ним чашку с чаем.

Он отрицательно качнул головой.

То, что Яра испытала, и обидой назвать было нельзя. Горькое разочарование. Черная пустота, будто кто из чернильницы плеснул.

— Да ничего страшного! С отцом поссорился, — выпалил Савелий.

Стало только хуже. Яра почувствовала ложь, и разочарование усилилось. Внешне она держалась безукоризненно. Вежливо улыбнулась. Вазочку с конфетами ближе к Савелию пододвинула.

— Ты не должен мне ничего объяснять. Пей чай, я постелю тебе на диване.

Минута. Две. Три.

Савелий не выдержал, пошел следом. Обнял Яру со спины, прижал к себе.

— Я ушел из дома. Сказал отцу, что не женюсь на Асе, и он меня выгнал. А я ушел. Совсем. Я теперь без роду и без племени. Без денег и без связей. Ты примешь меня таким?

— Как только избавлюсь от бастарда императора, — прошептала Яра в ответ. — Но, Сава…

Он быстро развернул ее лицом к себе и поцеловал. Никаких «но». Их столько, что язык устанет перечислять. Сейчас и без них несладко.

Поцелуй прервал возмущенный писк. И острые коготки, впившиеся в ногу сквозь ткань брюк.

— Карамелька! — возмущенно произнесла Яра.

— Мяу! — с вызовом ответила ей химера.

Со спинки дивана на них взирал хмурый Саня.

Невозможный мужчина!

Когда я была готова ему отдаться, проигнорировал. А когда в соседней комнате не кто-нибудь, а Александр Иванович, поцеловал. И спасибо Карамельке, что вмешалась. Хотя и досаду на бдительных химер я испытала сильную. Александр Иванович не вышел бы из спальни. Он прекрасно понимал, что оставляет наедине двух влюбленных.

Я чувствовала, что Сава не хочет говорить о разрыве с семьей, и не поднимала эту тему. Было обидно, когда он вновь закрылся. И это после разговоров о настоящей дружбе! Но теперь я его понимала. На его месте и я не горела бы желанием обсуждать такое.

И что теперь будет?

Сава не пропадет, это точно. Даже если отец от него отречется, останется аристократом, ведь эсперам жалуют дворянство. И содержание ему определят хорошее. Но я вспоминала наши разговоры о долге перед родом, о семье. Даже я теперь не одиночка, у меня есть братья. А каково Саве? Он сам, добровольно, стал изгоем. Наверняка, он считает себя предателем.

А ведь я еще не сделала свой выбор. Малодушно считала, что Сава никогда на мне не женится, поэтому нет смысла портить отношения с императором. Думала о выгоде, что мне может принести брак с его бастардом.

И что теперь⁈ Я даже имени своего жениха не знаю!

Сава почувствовал мое смятение. Я сидела на диване, а он устроился рядом, положив голову мне на колени. Держал меня за руку, поглаживал пальцы. И вдруг сказал:

— Яра, мой выбор ни к чему тебя не обязывает.

— Серьезно? — растерялась я.

— Не хочу, чтобы ты испытывала чувство вины. Поступай так, как сочтешь нужным.