Книга Влюблен без памяти, страница 48 – Ольга Лисенкова

– Ах вот для чего ваша страсть к алхимии! – догадалась Марианна.

– Все безуспешно. Когда я говорил, что мне хотелось бы добраться до одного-единственного воспоминания, я… не очень представлял себе, как работает ваш шар. Наверное, я просто надеялся ответить себе на этот вопрос. Почему в моем случае выпали такие карты. Простите меня.

Вивьен покачала головой.

– Позвольте, – сказала она. – Бывают же индивидуальные реакции. В вашем случае, очевидно, произошло именно так. Вы были очень слабы, цеплялись за жизнь. Взрослый человек, ваша матушка, проиграл эту битву, а вы выкарабкались, но ради этой победы пришлось что-то потерять, чем-то пожертвовать.

Взъерошив в волнении волосы, Эдвард закивал.

– И это верно, леди Вивьен, – согласился он. – Скорее всего, я смирился бы с такой волей Творца, не пытался бы найти ответ там, где все объясняется Провидением, если бы не оговорки моего отца. Бывало, он упоминал что-то из моего детства, а потом спохватывался: ах да, ты же не помнишь! Переспрашивал: точно ли так. При этом выражение его лица становилось таким, будто он разжевал жгучий перец… Я был ребенком, леди, и однажды я решил, что сделаю отцу приятное, если солгу, будто я припоминаю то, о чем он говорит.

– И? – Марианна только что не подпрыгивала на краешке дивана.

– Он рассмеялся, будто с издевкой, и погладил меня по голове. «Конечно же нет: ты не можешь этого помнить, Эдвард». Кроме того… Отец отказывался обсуждать мою болезнь, и я повторял себе, что это из-за горьких воспоминаний, ведь он тогда потерял жену. Но когда эта тема всплывала, он…

Эдвард вновь вскочил на ноги и принялся расхаживать по гостиной, размахивая руками.

– Он не раз высказывался в том смысле, что в смерти матери виноват я.

Марианна ахнула.

– Какая жестокость, – сокрушенно проговорила Вивьен.

– Да, леди Вивьен. Нет. Я привык считать, что так оно и есть, ведь это я заразил матушку.

– Вы были больны! Вы были ребенком и никак не могли отвечать за то, что подхватили опасную болезнь! Ради всего святого, вы и сами едва выжили! – запротестовала Марианна.

– Да, да, да. Вы спрашиваете, до какого воспоминания я надеялся докопаться, леди. Сейчас я был с вами предельно откровенен. Я хотел бы знать, что я сделал – при каких обстоятельствах я мог подхватить эту экзотическую лихорадку, в чем именно заключается моя вина. Я хочу знать, насколько велик мой грех, в чем мне каяться.

В глазах у Марианны стояли слезы.

– О Эдвард, – выдохнула она. – Вы были ребенком! Даже если там была ваша ошибка, непослушание, если вы где-то нарушили какой-то запрет – дети не несут ответственности за то, что творят, ни один суд…

– Кроме высшего суда. И суда моего отца. Он настолько не переносил моего вида, что довольно рано позволил мне жить отдельно, или настоял на этом, если вам угодно. Отселил меня сюда. – Эдвард скрестил руки на груди. – Все, леди. Как на духу. Теперь я открыл вам все, к добру или к худу. Вся моя жизнь, простая и незамысловатая, перед вами как на ладони. Десять лет пустоты. Тяжелая болезнь. И все это. – Он обвел широким жестом гостиную. – Дом, который признает вас и впускает без звука, без ключа, и до сих пор не признает меня, хотя я живу здесь уже много лет и теперь я единственный наследник всего имущества Оренов, в которое входит и этот особняк. Дом, даже дом помнит свое прошлое, а я этого лишен.