Книга Я (не) буду вашей истинной!, страница 33 – Мира Влади

Чем больше узнавала про тенегардцев, тем больше видела, что всё было ложью. Ложь в каждом его слове, в каждом жесте, в каждом его прикосновении. Зачем? Этот вопрос, как гвоздь, вбивался в мои мысли снова и снова. Зачем он сделал это? Потратил столько сил, времени, денег. Я ведь не была особенной, не представляла ценности. Почему именно я? Что за извращённая игра? Я бесконечно искала ответы, но лишь всё больше запутывалась.

Прошло пять дней. Потом неделя. Месяц. Пошёл второй. И сердце, разбитое на миллионы осколков, перестало ждать. Перестало верить в чудо. Я молчала о нём. Никому не рассказывала. Почему? Потому что в глубине души боялась, что это может навредить ему. Смешно, правда? Даже после всего, что он сделал, я всё ещё защищала его. Моя преданность была нелепой и жалкой.

И когда появился Кир, он стал моей спасительной соломинкой. Совсем непохожий на Алекса. Ни внешне, ни манерами, ни отношением ко мне. Если Алекс был бурей — порывистой, разрушительной, непредсказуемой, то Кир оказался тихой гаванью. Его честность, его тепло стали для меня светом в этом тёмном мире. Тянулась к нему, как к спасительному лучу, боясь, что он тоже исчезнет.

Но это не было просто. Меня ломало и скручивало каждый раз, когда Кир делился откровениями. Каждое его слово выдёргивало из меня остатки веры в то, что Алекс хотя бы раз был со мной искренен.

Любовь? Это не было любовью. Чем больше я размышляла, тем яснее понимала: я была для Алекса инструментом, игрушкой. Доходила до абсурда в своих мыслях, задаваясь вопросом: а хотел ли он меня вообще? Или это тоже было частью какой-то большой игры?

Но однажды, после долгой бессонной ночи, осознала: если я положу себя на алтарь этой "любви", никто не придёт и не спасёт. Никто не скажет "спасибо". Останусь одна, разрушенная, сломанная. Я должна выбрать жизнь. Должна выбрать Кира.

Он был честным. Ласковым. Настоящим. Кир стал дорог мне, как никто другой. Я решила строить с ним отношения, оставить прошлое позади. Перестать травить себя ядом воспоминаний. Это решение стало для меня спасением.

Но, выбрав путь вперёд, я поняла, что пришла в тупик…

Ветер трепал волосы. Меня трясло от нервного напряжения. Ступни горели огнём от боли, каждый шаг босыми ногами по камням и веткам был пыткой. Кожа была разодрана до крови, но я продолжала идти. От боли и нервного напряжения по телу пробегала мелкая дрожь. Руки, связанные слишком туго, давно онемели. Казалось, что верёвки срослись с кожей, оставляя глубокие, ноющие следы.

Слёзы текли сами собой. Неудержимые, солёные, они обжигали лицо. Я не пыталась их сдерживать. Сколько ещё можно плакать, сколько ещё выдержит моя измученная душа? Каждая капля словно вытягивала из меня последние силы.

Шёпот сорвался с губ, как мольба, обращённая к пустоте:

– Я ничего не сделала... Я ни в чём не виновата...

Но эти слова тонули в тишине. Никто не слушал, никто и не пытался. Меня никто не услышал ни тогда, когда всё началось, ни сейчас. Эта беспомощность сдавливала горло сильнее любой петли, отнимала остатки разума.

Мне хотелось верить, что всё это сон, страшный, запутанный. Но время шло, а я всё ещё была здесь. Холодный воздух, щемящая боль, равнодушие людей вокруг — всё это доказывало, что я проснулась в реальности, где мне нет места.