Книга Жена на полгода, страница 50 – Ольга Иконникова

— Другая женщина? - мой голос дрогнул. - И кто же это был?

Я уже догадалась обо всём сама, но всё-таки хотела услышать подтверждение из уст Селесты. И она, после некоторых колебаний, всё-таки сказала:

— Это была Габриэлла, одна из жен его светлости.

И как я могла об этом не подумать? Это был наш любимый с Габи пирог, и нетрудно было догадаться, что для своего «сладкого вечера» сестра испекла бы именно его.

А ведь я знала немало других рецептов. Ну, почему бы было не выбрать лакричное печенье или ореховое пирожное? Да даже самый простой абрикосовый пирог оказался бы лучшим вариантом.

А мадемуазель Ганьер продолжала меня утешать:

— Для его светлости это всего лишь оказалось слишком неожиданным. Нахлынули печальные воспоминания, и он предпочел уйти к себе, чтобы не портить настроение другим. Но он прекрасно понимает, что вы не могли знать об этом, и я уверена, что к вам у него нет ни малейших претензий. Если хотите, я могу поговорить с ним об этом.

Но я покачала головой. Поговорить с ним об этом я должна была сама. Может быть, даже к лучшему, что всё случилось именно так. У меня появился повод узнать что-то о Габриэлле. А возможно, и не только о ней.

Я спросила у Жака, куда отправился его светлость, и он ответил, что к себе в кабинет. Я немного приободрилась — мне было бы сложнее поговорить с маркизом, находись он, например, в своей спальне.

Я остановилась перед тяжелой дубовой дверью и прислушалась. Из кабинета не доносилось ни звука. Но я и не ожидала, что его светлость станет бить посуду или переворачивать шкафы. Он и так выказал в этот вечер куда больше чувств, чем обычно.

Тихонько постучав и услышав в ответ «Войдите», я распахнула двери и переступила через порог.

Я первый раз оказалась в его кабинете. Здесь было тепло, красиво и уютно – как бы странно по отношению к такому помещению это ни звучало. В камине горел огонь, а на полу лежал такой мягкий ковер, что мои туфельки сразу утонули в его длинном ворсе.

— Что вам угодно, Айрис? — взгляд маркиза был холодным, безучастным.

— Простите, ваша светлость, что невольно заставила вас опечалиться в тот день, который должен был стать праздником, — эту фразу я подготовила заранее, еще идя по коридорам, и теперь произнесла ее на одном дыхании. — Если бы я знала, что мой пирог пробудит в вас неприятные воспоминания, то ни за что не стала бы его печь.

— Всё в порядке, — устало откликнулся он. — Вы не можете отвечать за мои воспоминания, и это мне следует просить у вас прощения за то, что не сумел сдержать своих эмоций и поставил вас в неловкое положение. Но смею вас заверить, что пирог получился отменным, и я думаю, это не преминут отметить все, кто его попробовал.

— Благодарю вас, ваша светлость, — я чуть поклонилась. И хотя маркиз не предложил мне присесть, я посчитала возможным сделать это без приглашения и разместилась на стуле напротив него. — Мне сказали, что пирог по похожему рецепту однажды приготовила одна из ваших покойных жен.

Он нахмурился. Было понятно, что он не расположен продолжать разговор на эту тему, но именно сейчас я не готова была отступить. Я и без того ругала себя, что за эти несколько дней ничуть не продвинулась в своих поисках, и теперь хотела это изменить. А потому, прежде чем маркиз указал бы мне на дверь, торопливо спросила: