Книга Жена на полгода, страница 92 – Ольга Иконникова

— Прошу вас, проходите, мадемуазель, - я указала Селесте на кресло, которое еще хранило герцогское тепло. — Что привело вас ко мне?

Девушка послушно села и внимательно посмотрела на меня. Я знала, что побудило ее нанести мне визит, но мне было интересно, в какие слова она сама сумеет облечь свой интерес.

Девушка послушно села и внимательно посмотрела на меня. Я знала, что побудило ее нанести мне визит, но мне было интересно, в какие слова она сама сумеет облечь свой интерес.

— Я посчитала себя обязанной поздравить вас, сударыня. Я знаю, вы еще не объявляли об этом, но все вокруг уже об этом говорят, так что я посчитала ВОЗМОЖНЫМ...

Тут она всё-таки смутилась.

— Благодарю вас, мадемуазель, — кивнула я. — Мы с Ноэлем пока еще не готовы официально заявить об этом — прежде я хотела бы дождаться визита доктора, за которым уже отправили в столицу. Но я признательна вам за поддержку.

Мне было непросто об этом говорить, но раз уж мы решили действовать, то стоило попытаться вызвать на откровенность как можно больше людей. И именно поэтому я едва ли не впервые назвала маркиза по имени и заметила, как вспыхнула при этом мадемуазель Ганьер.

— Искренне рада за вас, ваша светлость, — пролепетала она. — И за его светлость тоже. На его долю выпало немало испытаний, и он вполне заслуживает такую награду.

— К сожалению, так думают не все, мадемуазель. Получасом ранее герцог Лефевр высказал прямо противоположное мнение.

— О! — она надолго замолчала, наверно, пытаясь понять, стоит ли противоречить своему покровителю. Но всё-таки нашла в себе силы продолжить. — В этом вопросе герцог всегда был чересчур суров. Для него всегда была важна чистота крови, — она произнесла это с горечью. — Вы можете мне не верить, сударыня, но, несмотря на всю свою заботу обо мне, за которую я искренне ему благодарна, он никогда не считал меня ровней им, Лефеврам.

В ее глазах блеснули слёзы. А я впервые подумала о том, что, возможно, мадемуазель Ганьер отнюдь не была счастлива в той золотой клетке, куда ее поместили. Зависеть целиком и полностью от воли своего опекуна и при этом ни на минуту не забывать о своем более низком положении, не дающем ей права поступать так, как, быть может, ей хотелось.

— Вы никогда не пытались стать самостоятельной, Селеста? — тихо спросила я.

Она посмотрела на меня с удивлением, но ответила:

— Однажды я заговорила о том, чтобы поселиться в столице. Конечно, на первых порах без помощи его светлости мне было бы не обойтись, но я постаралась бы поступить куда-нибудь на службу — я знаю несколько иностранных языков и могла бы переводить книги или чью-то личную корреспонденцию. Но его светлость заявил, что об этом не может быть и речи. Он боялся, что я могу чем-то скомпрометировать их семью.

— Но вы могли бы выйти замуж! — воскликнула я.

Мадемуазель Ганьер была красива, неглупа и прекрасно воспитана.

Но она покачала головой:

— О нет, это тоже было невозможно. Я недостаточно знатна и совсем небогата, чтобы мной мог заинтересоваться кто-то, кого его светлость счел бы достойным мужем. Возможно, если бы я влюбилась в кого-то по-настоящему, я могла бы пойти против воли герцога, но...

— Разве вы никогда не были влюблены? — изумилась я.

Наш разговор становился слишком откровенным, и я старалась воспользоваться этим.