Книга Забираю вас себе!, страница 93 – Тина Солнечная

А может… подождать?

Я поеду с ней на торги. Там посмотрим, что она будет делать. Может, станет понятнее зачем ей вообще нужны торги.

Хотя… ответ ведь может быть на поверхности. Если всё началось в ту ночь, когда она позволила Кайрену избить себя плетью, как я предполагаю. Та Таша не позволила бы ни за что. Ни под каким предлогом. А значит, скорее всего, обмен произошел в тот день…

А Мей тогда уже уехал за билетами. Получается, она действительно может просто бояться не поехать. Потому что не знает, что её ждёт, если не поедет.

Это звучит очень разумно. Она даже временем не владеет. Не знает распорядка. Не отслеживает дни.

Может, мышонок логичная?

Я усмехнулся.

Зашёл в общее крыло. Кайрен сидел, насупившись, хмурый, как шторм над горизонтом. Но внутри — тихо, практически нет боли. Раньше в нём всегда что-то скреблось, как у зверя в капкане. А сейчас… Мышонок даже его умудрилась вытащить из бездны.

Не нравится мне, как он с ней жесток. Слишком. Но, похоже, малышку это устраивает. А мне остаётся подчищать последствия и залечивать ее тело.

Мей опять уехал на ферму и непонятно когда вернется. Раньше он страдал без близости, а когда малышка стала нежна с ним, стал еще больше пропадать. Это было странно. Скорее всего, угодить своей крошке — всё, что ему сейчас нужно. Я его понимаю. Более чем.

Талмер сидел на подоконнике. Смотрел на меня в упор изучающе. Словно знал, что я что-то узнал. Но мысли он пока читать не умеет, а врать ему я не планировал.

Просто не сказал правды.

Пока нет.

Я переодевался молча, сдерживая волнение. Нужно было принести ей завтрак. Мышонок выглядела такой… хрупкой утром. Такой настоящей. Такой не-Ташей. И именно поэтому я хотел быть рядом.

Когда направился к выходу, Кайрен, сидящий у окна, поднял на меня взгляд.

— Как она? — спросил.

Я остановился. Вопрос прозвучал спокойно, но я слышал в нём что-то ещё. Нечто острое, прячущееся под ледяной маской.

— Тебе не всё равно? — приподнял бровь я.

Он не ответил. Только смотрел. Пристально. Пронзительно. Его тёмные глаза буравили меня, словно хотели вытащить ответ прямо изнутри.

Я вздохнул и нехотя кивнул:

— Нормально. Я немного её залечил. Всё хорошо.

— Она больше не плачет?

— Нет. Ей лучше.

Он медленно кивнул, как будто взвешивал каждое слово, каждую мою эмоцию. Я смотрел на него — и в груди медленно копилось раздражение. Он ведь видел. Видел, в каком она была состоянии. Видел — и всё равно сделал это.

— Что с ней было?

— Я не знаю, — честно признался я.

Потому что я и правда не знал. Её боль была такой острой, такой живой, что, когда я нашёл её, я едва не задохнулся. Мне пришлось отгородиться — иначе я бы рухнул рядом с ней. Её душа... она рвалась на части. Словно кто-то вырвал из неё нечто важное.

Я подумал: может, она скучает по кому-то из своей прежней жизни? Может, память всё-таки просачивается?

— Ты был груб с ней, — бросил я, уже на пороге.

— Она просила избить её плетью, — фыркнул он, откинувшись на спинку кресла. — Так что я был нежен.

Мои брови поползли вверх. Серьёзно?

Я задержался у двери, всматриваясь в него. В этом ответе — больше боли, чем в её слезах. Потому что если он думает, что это "нежность", то... что же тогда у него внутри?

Что с тобой, девочка? Пробормотал я себе под нос, уже шагая прочь.