Книга Тайна доктора Авроры, страница 214 – Александра Федулаева

Он смотрел мне в глаза, и в его обычно насмешливом или холодном взгляде я видела искреннее беспокойство. Он переживал за меня по-настоящему.

— Они могут пытаться давить, провоцировать, — предупреждал он. — Помни, ты не одна. Мы все с тобой. И Холбридж — лучший в своём деле. Доверься ему. И… доверься мне.

Я доверяла. Его уверенность стала моим щитом. Его спокойные, взвешенные слова помогали мне сохранять самообладание в тех леденящих душу залах.

Эвервуд же бурлил. Скандал, разразившийся вокруг аристократа из ближнего круга герцога, оказавшегося убийцей, был той новостью, которая не сходила с уст вот уже несколько недель. О ней говорили на каждом углу, на рынках, в салонах, в пабах. История обрастала самыми невероятными и жуткими подробностями, будто сошедшими со страниц готического романа. Поскольку обвиняемый принадлежал к высшему обществу, расследование вызвало невиданный общественный резонанс. Вопросы о справедливости, о привилегиях, о том, может ли титул быть щитом от возмездия, стали главными темами для обсуждения. Говорили, что маркиза Роксбери не упустила случая проявить своё влияние. Она настояла, чтобы дело рассматривалось судом присяжных, и тем самым привлекла ещё большее внимание к процессу.

Суд проходил в особом порядке, за закрытыми дверями, но утечки информации были неизбежны. Его адвокат, нанятый за огромные деньги ещё оставшимися сторонниками семьи Эштонов, яростно защищал клиента. Сначала Гарольд пытался всё отрицать, утверждая, что смерти его жён — нелепая случайность, трагическое стечение обстоятельств. Но когда до него дошла холодная реальность, что ему грозит не тюрьма, а виселица, — тактика мгновенно изменилась. Эштон стал рассказывать об Адаме, чьё существование долгие годы скрывалось от общества.

Он с готовностью, почти с энтузиазмом, начал валить всё на своего мёртвого брата. Живописал его врождённую порочность, животную жестокость, и свою якобы вынужденную роль покорного наблюдателя, запуганного и шантажируемого братом-близнецом.

Эта информация снова взорвала общество. Теперь все говорили не столько о преступлениях, сколько о «проклятии», постигшем роды Эштонов и Хальмеров, о вырождении аристократических фамилий, о тайных пороках, скрытых за фасадами величественных особняков. Заговорили о сумасшествии Гарольда. Была собрана коллегия врачей, дабы определить степень его душевной болезни. Мнения, как водится, разделились. Одни видели в нём расчётливого, холодного манипулятора, другие — жертву наследственного безумия и чудовищных обстоятельств.

После долгих, изматывающих слушаний, основываясь на множестве доказательств и показаниях десятков свидетелей — от перепуганных слуг до нас с Абби — был вынесен вердикт. Гарольд Эштон был признан виновным, но избежал виселицы. Его приговорили к пожизненному заключению в специальной тюрьме для привилегированных лиц, вдали от посторонних глаз. Открытую казнь сочли слишком уж радикальной мерой для аристократа, столь приближённого к «сильным мира сего». Почти всё его имущество было конфисковано в королевскую казну. В обществе этот приговор был встречен неоднозначно: одни вздохнули с облегчением, что справедливость восторжествовала, другие восприняли это с аристократической снисходительностью. Но были исключения: земли, которые он получил в качестве приданого, вернулись родственникам погибших жён.