Книга Тайна доктора Авроры, страница 225 – Александра Федулаева

Марс и Молли по-прежнему жили с нами. Я так и не могла читать её мысли, как бы не старалась. Сознание этой кошечки по прежнему оставалось для меня закрытой книгой. Но если мне вдруг становилось грустно, она всегда оказывалась рядом, громко мурлыча и утешая своим теплом. Марс же с каждым годом становился всё ворчливее и язвительнее. Что поделать, старость. Он много лежал на подоконнике, греясь на солнце, или у камина, лениво наблюдая за мной. Иногда он мог молчать неделями, и это беспокоило меня до слёз. Я боялась его потерять.

Однажды он привёл в мою комнату молодого рыжего котёнка-подростка. Подтолкнул его мордой в мою сторону и невозмутимо удалился. Новый жилец был совершенно бестолковым, игривым существом. Я никак не могла сосредоточиться, продираясь сквозь ворох хаотичных мыслей в его голове. Он то и дело выскакивал из-за угла и хватал меня за ноги, а потом, задрав хвост, уносился прочь. Иногда он церемонно преподносил в «подарок» дохлую мышь и смотрел на меня влюблёнными глазами.

Я назвала кота Федькой в честь знакомого мальчишки из того мира, откуда пришла. Этот парень был моим соседом по парте — не самым умным учеником, но очень добрым и весёлым. Этот кошачий ребёнок чем-то напоминал мне его.

Марс теперь часто пропадал, иногда появляясь в саду. Обычно он сидел где-то вдалеке и смотрел на меня с какой-то бесконечной грустью, сверкая мудрыми, янтарными глазами. Я отгоняла тяжёлые мысли и тихо молилась. Господи, пусть он будет со мной как можно дольше, даже таким вредным старым брюзгой.

Спустя год после суда до нас дошла весть: лорд Гарольд Эштон умер в тюрьме. Говорили, что его свела в могилу чахотка, а в последние дни он окончательно лишился рассудка, разговаривая с призраком брата и называя себя Адамом. В конце концов, он нашёл способ покончить с собой. Я не испытывала злорадства, лишь тихую печаль о судьбе человека, принёсшего столько горя.

Время от времени мы навещали Генри в родовом поместье. Я всегда просила его сопроводить меня к месту упокоения лорда Эдварда и леди Элизабет Рэдклифф. Они не были моими кровными родителями, но те тёплые воспоминания, что достались мне от Авроры, заставляли меня тосковать по ним, особенно по отцу. Генри, как и много лет назад, перед моим первым венчанием, молча стоял рядом, давая мне возможность побыть наедине с мыслями, а потом ждал на скамейке. Я была бесконечно благодарна ему за эти моменты и понимание.

Я стояла у окна, вспоминая каждый прожитый день в этом мире. От первого полного ужаса и непонимания до сегодняшнего, наполненного смыслом и любовью. Произошло так много. И я ни на секунду не пожалела о том, что всё это случилось со мной. Ведь иначе у меня не было бы всего этого. Не было бы моих любимых.

На подоконник вспорхнула белая голубка, которую я иногда подкармливала. Мы с ней периодически «беседовали». Я тут же настроилась на её простые, ясные мысли: «дождь собирается, птенец выпал из гнезда в саду».

Я встревоженно мысленно спросила, где он, но птица поспешила успокоить: «он уже оперился, немного покричал, и с помощью сородичей встал на крыло». В этот момент голубка встревоженно клекотнула и сорвалась с места.

Я обернулась. В дверях кабинета стоял Эвана.

— Я всё больше убеждаюсь, — сказал он, поднимая бровь и направляясь ко мне, — что в моё отсутствие ты разговариваешь с кем угодно: с котами, мышами, птицами, и даже, возможно, с садовыми улитками. Со своим рыжим ворчуном ты точно говоришь. Я пару раз слышал. Не стану утверждать, что он тебе отвечает, но то, что вы друг друга понимаете — это факт. И не вздумай отрицать.

Обняв его, я потянулась за поцелуем.

— Просто я очень люблю животных. Они приносят радость.

Муж покачал головой, но в его глазах я видела веселье. Он помог мне завязать ленты на летней шляпке.

— Я всегда знал, что у тебя есть тайна, доктор Аврора. Однажды я её разгадаю.

— Конечно, Главный магистр, — рассмеялась я, беря его за руку и направляясь к выходу. — Обязательно. Когда-нибудь. А сейчас поедем домой. Я ужасно соскучилась по тебе и детям.

Выйдя в коридор, Эван огляделся. Убедившись, что мы одни, он притянул меня к себе и приник губами к моим. Жадно, страстно, как в первые дни нашего брака. Оторвавшись, он прерывисто вздохнул и провёл пальцами по моей щеке.

— Я тоже по ним скучаю. Но прежде всего — по своей жене. Начинаю скучать сразу, как только выхожу из дому. Каждый день. Каждый час, каждую минуту…

Мы вышли на улицу, где нас ждала карета. Я смотрела на его профиль, на сильную руку, лежащую на моей, и чувствовала, как меня переполняет тихая, безграничная радость. Это была моя жизнь. Непростая, порой пугающая, но моя. И я не променяла бы её ни на какую другую.

Конец