Книга Бедовая для звездных маршалов, страница 77 – Лира Элиан

— Дариус! — голос пробивается сквозь огонь и хаос, но слишком слабый, словно эхо. Я даже не уверен, что он реальный. Может, моё воображение пытается утешить перед смертью? Жаль только, что я не успел сказать Киаре… сказать, что люблю её. Что она стала центром моей вселенной, моим единственным светом.

— Дариус! Вытяни руку вверх! Дар! Скорее!

Теперь уже громче. Реальнее. Имя звучит чётко, как приказ. Это точно ко мне… На этой проклятой, неизведанной планете вряд ли есть другой Дариус.

Я с нечеловеческим усилием поднимаю руку, пробивая вязкое сопротивление жижи. Кажется, сама лава тянет меня вниз, пытаясь проглотить окончательно.

Вдруг чьи-то пальцы обхватывают мою ладонь так крепко и отчаянно. Резкий толчок, и меня вырывают из раскалённого плена. В лицо ударяет поток воздуха, обжигающе-холодного, но в этот миг он слаще любого нектара. Я дышу. Я жив.

Чьи-то прохладные ладони стирают раскалённую жидкость с моего лица. Я открываю глаза и первое, что вижу, это её. Киару.

Её глаза. Глубокие, как сама вечность. На мгновение всё вокруг исчезает — нет планеты, нет лавы, нет боли. Только она. Я мог бы смотреть в них бесконечно.

— Боже, Дариус! — её голос дрожит, то ли от злости, то ли от страха. — Ты свалился сверху и угодил прямо в кишащую лаву… Тебе повезло, что я была здесь.

Я моргаю, пытаясь осознать услышанное. Лава? На ледяном Нордеке? Это какой-то безумный сон. Ничего не понимаю.

Качаю головой, собирая в кучу разрозненные мысли. Оглядываюсь, моя голова покоится на коленях Киары, её пальцы всё ещё прикасаются к моей щеке, словно проверяют: жив ли я. Ступни почти рядом с бурлящей лавовой рекой, но уже на твёрдой земле. Надо мной синее, безжалостно чистое небо, исполосованное цепочкой ярких светил.

Картина могла бы показаться романтичной, если бы не одно «но» — эта планета всеми силами пытается нас убить.

И вдруг до меня доходит самое странное: тело больше не жжёт. Ни боли, ни следов ожогов. Я должен был сгореть заживо, а вместо этого лежу живой, дышу, и не понимаю, почему.

— Как это возможно?..

Я провожу дрожащими руками по униформе, ожидая нащупать расплавленные лохмотья, но ткань абсолютно сухая, будто её и не касалось пламя.

— Я только что горел, Киара. Я полыхал… От жара, от огня, будто сгорал заживо.

— Я не знаю, Дариус… — её голос дрожит, но в глазах живёт твёрдость. — Это не обычная лава. Она издаёт нестерпимое тепло, рядом с ней тяжело дышать, а внутри… внутри она другая. Она не обжигает. Она обволакивает, словно держит в коконе. Я никогда такого не видела. Смотри сам.

Киара стремительно поднимается, стряхивая с колен пепел, и почти бегом устремляется к кромке бурлящей реки. Я инстинктивно тянусь к ней рукой, сердце болезненно сжимается от страха. Любимая опускается на колени и осторожно окунает ладонь в густую красную субстанцию. Её лицо искажает гримаса боли, и меня пронзает паника, я готов сорваться с места и выдернуть её обратно. Но через несколько секунд Киара вытаскивает руку и протягивает мне. Кожа оказывается чистой, без следа ожогов, без даже малейшего покраснения.

Я застываю. Это чудо. Абсолютно невероятное, почти невозможное. И всё же внутри остаётся крошечный процент сомнения, тот самый, который всегда держишь в делах, связанных с неизвестным.

— Мне сказали, что ты умерла, Киара, — слова срываются сами, тяжёлые, полные боли. — И я клянусь, если бы это было правдой, я бы лучше сгорел в этой лаве.