Книга Игры богов, страница 36 – Нина Линдт

Она кивнула, отворачиваясь. Она уже и не знала, что думать про Рэя. И от этого было только больнее. Куда спокойнее было считать, что он стал жестоким и украл ее мать. Сложнее — что она не знает, где он и что с ним.

— Басилун сказал, он во дворце, — мяукнул одноглазый Сью, прыгая к ней на колени.

— Вот как? Басилун? Этот интриган говорил с тобой? — Макс схватил кота за шкирку, но тот вдруг вырос до размеров пантеры, и его пришлось отпустить.

— Говорил. Сказал, что постарается помочь Рэю. Похоже, тот попал в переделку.

— И ты говоришь об этом только сейчас? — Алиса схватила пантеру за ухо. — Да как ты мог это скрывать!

Одноглазый Сью прижал уши и распластался по земле.

— Да я ж не знал, что это важно! Ты же его ненавидела, — завопил он, пытаясь освободить ухо. — Хозяйка, отпустиии, ушки только выровнялись.

Алиса отпустила его и расплакалась.

Макс и Анна переглянулись. Потом Анна крепко обняла Алису и прижала к себе. Та разревелась, уткнувшись ей в плечо.

— Я не знаю, ненавидеть его или любить! Я вообще ничего не понимаю! Я так скучаю по нему! Ну почему, почему все именно так? Почему именно он?… и я… Почему?!

Одноглазый Сью виновато смотрел на Алису. Да, Небесный Ветер прав. Купидон из него так себе. Хотел как лучше, а получилось так плохо, что хуже некуда.

Макс не знал, что сказать. Вроде бы и хотелось Алису приободрить, но он сам не мог осознать, что Рэй — это принц Люме. А ей-то еще тяжелее. Он убил ее отца. Если бы Макс узнал, что Рэй — убийца его отца, как бы он отреагировал? Уж наверняка не смог бы больше на друга смотреть и не думать об этом. А Алиса еще и влюбилась. Да и сам Макс в не лучшем положении на любовном фронте. Поэтому он не лез, не говорил, просто молча размышлял.

Анна только шептала слова успокоения, что нужно во всем разобраться, поговорить с Рэем. Но Алиса не могла представить теперь, как с ним говорить. Куда проще его люто ненавидеть и бояться. Куда сложнее — любить, понимать и прощать.

Принц Люме ходил по темным коридорам замка, и ему казалось, что весь мир умер, а он сам по какой-то нелепой ошибке остался в живых. Прислуга на его пути скрывалась с глаз задолго до того, как он появлялся из-за поворота. Его страшная слава шла впереди него, расчищая путь.

— Кровавый принц идет! Тиран приближается! — казалось, кричала она на бегу. И все прятались.

Рядом с ним смело шагало только эхо.

Принц пил и ел одиночество, дышал им, видел его во сне. И чем больше его избегали, чем дольше он метался в темных залах, тем больше злости накапливалось в нем.

Он задыхался, а выхода не видел.

Время по-прежнему подчинялось ему, но теперь искажалось, он мог творить какие-то странные пустоты и лабиринты во дворце, с передвижными блоками-этажами, меняющимися лестницами, переворачивающимися полами. Там он развлекался, когда становилось совсем тошно. Он мог ходить там по стенам и потолку, висеть в невесомости, разрушать и созидать в этом замкнутом пространстве.

Там он не чувствовал своего бессилия.

А снаружи…

Снаружи оказывалось, что отец черпал его силы, питался ими, возвращая себе человеческий облик. Вместе с этим менялся и облик принца. Светлые волосы темнели, синий цвет глаз угасал, чернел.

Люме понимал, что теряет себя под властью отца. Раньше он не ощущал силы его магии, не чувствовал, что отец питался им. Теперь же, после стольких лет жизни на свободе, начал понимать, что не только его внешность и магия принадлежат отцу — но и кое-что неосязаемое и невидимое: воля и душа.