Книга Стихийница, страница 12 – Екатерина Боброва

Потом Снежок нырнул в темную подворотню, рванул в дырку под забор, и она остановилась, хватая ртом воздух. Заозиралась, беспомощно прикидывая высоту забора и понимая, что перелезть сил не хватит.

Внезапно в груди там, где висел подаренный императором кулон, запекло так, что слезы градом хлынули из глаз. Она испуганно схватилась за грудь. Опустилась на колено. Воздух стал раскаленным, иголками впиваясь в горло. Мир расплылся. Затих, приглушенный болью.

Скрипнуло. Рядом кто-то остановился, принеся волну травяных запахов и еще чего-то непонятного.

Ослепленная болью девочка мало что соображала. Она и голос-то: старый, похожий на скрип деревьев в лесу, едва слышала. Женщина говорила, но слов было не разобрать.

— А кто это у нас? Еще и такой симпатичный? Стихийница? Неужели? Откуда? Еще и одна. Хм, а что это у нас за артефакт такой? Прячущий ауру и кровь? Занятно. Ладно, милая, давай я помогу тебе подняться. Тебе надо отдохнуть. А пока я сварю какой-нибудь отвар, чтобы тебе полегчало.

И неожиданно сильные руки подхватили девочку, поставили на ноги. Женщина обхватила ее за плечи, повела куда-то.

Мир все больше погружался в горячечный туман. И что-то терялось в нем. Что-то очень важное, только Оля не понимала, что именно. Ей было плохо. Ей было больно. И только издалека, словно сквозь туман, доносившийся голос связывал ее с реальностью.

— Кружись, кружись. Вейся, вейся. Плохое пусть забудется. Хорошее тоже. Растворится в омуте. Упадет на дно. Зарастет илом. Станет память чистой, как вода.

А потом:

— Пей, милая, пей.

Горечь на языке. Обжигающий глоток. Тепло в желудке. И сознание уплывает в сон.

— Ты с ума сошла! Свихнулась? Зачем тебе девчонка? Ее же искать будут!

Гейра поморщилась и недовольно покосилась на брата. И зачем только матушка родила такого придурка? Еще и посмертную клятву с нее взяла, что заботиться будет о младшем брате. А тот, как назло, вечно куда-то лезет. И вроде годков уже под сотню, а все еще не угомонится. Доказать что-то пытается. А выходит лишь одно: долги. Порой Гейре казалось, что стоило брату сделать шаг за порог, как на нем повисал очередной долг.

Редкостный придурок. Но родной. Еще и клятва матушке…

— Смотри, какой браслет! Точно родовой. Такие только у знати бывают. Да и наряд. Форма какая-то, но материал качественный, дорогой. Правда, написано не по-нашему. Она ведь проснется и потребует отвести ее домой. Что ты будешь делать?

Гейра раздраженно потерла виски. После ворожбы у нее всегда болела голова и потому голос брата звучал особенно противно. Хотелось его заткнуть. Но она отбросила кровожадные мысли, сосредоточившись на деле. Деньги сами собой не появятся.

— Умолкни, придурь, — рявкнула с особым наслаждением. Хорошо все же, что брат младший. Хоть поорать на него можно. В детстве она его и поколачивала порой, да видно мало. Не вколотилось нужное. А сейчас уже и бесполезно бить. Все равно мозги лучше работать не станут.

— Ничего она не вспомнит, — добавила уже тише, с гордостью посмотрев на намотанный клубок. Надо будет сжечь потом. Или просто убрать? Решит позже.

— Ты-ы-ы!!! — с ужасом выдохнул брат, отступая в панике. Глаза забегали точь-в-точь, как тараканы из-под занесенного тапка. Надо будет, кстати, их потравить. Тараканов, конечно. Но ингредиенты для яда требуются дорогие, а магия на паразитах не работала. Магсовет давно премию объявил тому, кто объяснит сей феномен. Сами-то думать не хотят. Только деньгами разбрасываться могут. Поразвели магов. Каждый десятый мэтром себя мнит, каждый сотый архимагом, а тараканов извести не могут. Чтобы раз — и окончательно, еще и везде. А то у себя потравил — соседские на чистое пришли.