Книга Стихийница, страница 7 – Екатерина Боброва

А теперь?

Все в себе. Все с улыбкой. Иначе отзыв напишут. И этими… отрицательными комментариями завалят… Сеть, чтоб ей саму себя пожрать. Никакого житья простым честным лавочникам от нее не стало.

Если бы не такие вот клиенты… Давно бы разорился.

— Ладно, — он сам себя великодушным почувствовал, — три бутылки.

— Согласен, — торопливо закивал головой старик.

Барх отточенным движением смахнул, не глядя, камень себе в карман. Нагнулся под прилавок и вытащил оттуда три бутылки из темного стекла. Поставил. Задумчиво посмотрел на мага. Тот уже забыл о его существовании — тщательно сдерживая суету в руках, рассовывал бутылки по карманам. Во взгляде читалось нетерпеливое предвкушение…

Барх тяжело вздохнул и, удивляясь собственной доброте, добавил пару мелких монет.

— У Агли сегодня пирожки удались. Загляни к ней по пути. Попробуй.

Герхан завис на пару мгновений, хлопая глазами, потом кивнул, криво улыбнулся, отступил, отказываясь, но Барх это предвидел. Махнул рукой — монеты слетели с прилавка, прилипнув к рукаву сюртука.

— С рыбой, — настойчиво повторил он, — и с яблоками. Под вино отлично пойдут.

Архимаг сердито нахмурился, серые брови встопорщились двумя щетками. Через мгновенье разъяренно хлопнула дверь, и лавка опустела.

Барх понимающе пожал плечами, хмыкнул:

— На здоровье, соседушка, — и подтянул себе книгу — записи он вел по старинке — внести принесенное.

На какое-то мгновенье Герхан позабыл обо всем, кроме душащей его ярости.

Ему!

Архимагу!

Герою воины «Меча и пара» дали монеты, как милостыню какую.

Покарать всех виновных! Сжечь! Заморозить!

Он завернул за угол и замер, наткнувшись на аромат свежей сдобы. Сглотнул, ощущая, как желудок тянет от голода.

— И, правда, с яблоками, — пробормотал, прикипая взглядом к вывеске с булками и хлебом.

— Никто же не увидит, — усомнился он в собственной стойкости.

— И, может, камень стоил чуточку дороже. Вот и докинул, — нашел верный аргумент изменить своим принципам маг.

Ноги сами свернули к булочной.

— Ты должна ее вернуть!

Крик жены болью разнесся по побережью. Потонул в сердитом шепоте волн. Был осмеян пронзительным воплями сорвавшихся с дюн птиц.

Фильярг, подобравшись, смотрел, как напротив того места, где стояла Юля, вырастает волна. Пенится шапкой. Нависает угрожающе.

«Не вмешивайся, — сказала Юля ему перед тем, как спуститься с дюны, — это между нами».

Как тут не вмешивайся⁈ Фигурка жены казалась ничтожно маленькой напротив зелено-синей громадины.

— Она тебе не принадлежит! И то, что ты помогла ей с рождением, не дает тебе право распоряжаться ее судьбой!

Упрямая! Спорит с той, что с легкостью убьет. Фильярг одновременно чувствовал дикий страх за жену и гордость.

Огонь отказал. Даже разговаривать на эту тему не стал, хотя они пытались. Все. По очереди. Вода хоть согласилась поговорить.

— Пусть так! Но хотя бы скажи, где она? Не прячь ее от нас! А если ей нужна помощь? Она еще маленькая совсем!

Вода раздраженно шипит в ответ. Бурлит, негодуя. Настаивает на своем.

И жена, он это видит, машет на нее рукой. Обреченно так.

— Она была твоей любимицей! Готова на все ради вас. Четверых! Пойти против семьи. Приняла тебя первой. А ты… предала ее. Вы все ее предали…

Волна застывает. Ветер срывает с нее пенистую шапку. Рычит. Бьется в упругую преграду. Гонит по небу серые — клочками — облака.