Книга Надежда тебя не покинет, страница 48 – Ольга Шах

Я расслабленно сидела рядом и создавала общество. Маменька всегда настаивала на том, что всякая дама непременно должна обладать этим умением — создавать общество для своего супруга. И я создавала. Пусть не для супруга, конечно, впрочем, неважно.

Я тепло улыбнулась своим воспоминаниям и вдруг тихо сказала:

— А меня учили заниматься домашним хозяйством и следить за прислугой, вести куртуазные беседы и знать языки, маменька всегда говорила, что женщина — это прежде всего показатель успешности супруга. Не могу сказать, что преуспела в том, предпочтя занятия медициной, но…

— Вот как? — с изрядной долей ироничной весёлости воскликнул Дима. — И что же предписывали правила ведения домашнего хозяйства в случае нежданных, но дорогих гостей? Когда у тебя дома на полках шаром покати?

— Если внезапно нагрянули гости, а тебе совершенно нечего подавать на стол, то есть способ для скромного потчевания, — голосом своей кузины Долли Шаховской, примерной гимназистки института Смольного, начала я. — Для начала нужно велеть расторопной служанке спуститься в погреб да отрезать окорока кусок, сыра и всяческих колбас. В качестве закуски для господ во время ожидания обеда будет достаточно. Барышням же предложить фруктов, сладостей, орехов в меду. Велеть подать вина и скрасить ожидание трапезы приятной беседой или игрой на музыкальных инструментах, — дополнила я тяжко вздохнула.

Ведь, в отличии от самой Долли, не могла похвастаться особыми умениями при игре на рояле, впрочем, склонностью к рисованию также не страдала. Да и вышивка моя, если уж быть до конца честной, была достойна всяческих порицаний.

Долли же, сосватанная в своё время за сына старого князя Владимира Львовича Шаховского, помимо всех перечисленных талантов, была бесконечно мила, очаровательна, и прелестно лопотала на французском, заставляя окружающих умиляться её непосредственности. Более того, даже её лёгкое недовольство тем, что ей пришлось поменять приличное общество московских салонов на свободное обхождение иркутского купечества, её супруг почитал очаровательными капризами. Впрочем, моё увлечение медициной отец тоже долгое время считал взбаломошной идеей дурно воспитанной дочери и отказывался относиться к нему иначе, чем к сиюминутному желанию.

Закончив рассказ столь нелестным высказыванием о самой себе, я примолкла, продолжая улыбаться своим воспоминаниям. Впрочем, казалось, что и Дима был в чудесном настроении, посетовал на тяжкую судьбу Долли, которая вынуждена была тратить саму себя на жизнь в Иркутском губернаторстве, и бодро заключил, что чувствовал во мне упорство и некую неизъяснимую прелесть.

После чего рассказал несколько весёлых историй о своей службе. Мол, он в большинстве своём занимается исключительно бумажной волокитой, просиживая в своём кабинете, а если и выбирается, когда по служебной надобности из него, то командировки его весьма необременительны и приятны, как прогулка по Нескучному саду. Одним словом, не служба, а чистая синекура, что тут ещё скажешь.

Я радостно похохатывала и делала вид, что верю, Дима столь же весело делал вид, что он верит в то, что я верю. Одним словом, думы мои о Дмитрии были достаточно нелюбезны, но вполне искренни. И смотря в смеющиеся серые глаза, я понимала, что всё сильнее влюбляюсь в их обладателя.