Книга С песней по жизням. Часть 1 и Часть 2, страница 125 – Лора Лей

— Эйрин, спой и ты что-нибудь! Особенно ту, про сатану…

Хирд с энтузиазмом подхватил просьбу товарища, а Ульф принялся рассказывать, как путешественников принимали в той бабьей деревне. Повествование вызвало безудержное веселье у гостей, которые затем принялись уговаривать девушку исполнить и для них забавную и поучительную песню. Отказаться Эйрин не смогла, и в Новограде узнали, чем грозит порой долгое отсутствие мужа, а также некоторые тайны женской души.

За «Сатаной» последовала «Ніч яка місячна», «Темно-вишневая шаль» (Доброгнева встряла), а дальше Ирину и саму, как Остапа, понесло: была и «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина», и «Миленький ты мой», и «По Муромской дорожке», и «Напилася я пьяна», после чего в кустах заголосили растроганные дамы и бросились обнимать певицу, вытирая об ее плечо слезы восхищения. Тут уж Ирина Михайловна решила сменить тематику и, стряхнув с себя и баб, и грусть, во всю мочь запела, стараясь повторить манеру Руслановой — придыханием, шепотом, заливисто, игриво, то растягивая слова, то учащая темп:

Валенки да валенки, Ой, да не подшиты стареньки. Нельзя валенки носить, Не в чем к миленькой сходить. Валенки, валенки, Эх, не подшиты стареньки. Где-то со второго куплета парни стали подпевать, а Гнат-подыгрывать на балалайке. Ирина же, плюнув на всё, пошла в пляс перед гостями, заводя тех еще больше! Теперь топтались на полянке и мужики, и их пары, а заводная мелодия объединяла сердца.

Выступление необычной гостьи произвело фурор! Раззадоренные ранее Гордеем Фокиным (тем, обещавшим назавтра вознаграждение купцом), местные толстосумы трясли мощной: просили еще песен и отдаривались разного размера кошелями, пока юбиляр не сказал свое веское слово.

— Ну дорогие гости, довольны ли вы праздником? — названные закивали, загомонили, подтверждая. — Тогда пора и честь знать, утро скоро! Не обессудьте, но надо расходиться, пока соседи до протоиерея Никодима не послали за нарушение покоя и благочиния! Наложит на меня, старого, епитимью, седины мои не жалея!

Гости дружно рассмеялись и стали подниматься, благодарить хозяина, нордов-особо, высказывая похвалу Гнату, уставшему, но довольному, после чего кучками покидали двор Звановых.

Эйрин с парнями уходили последними. Юбиляр провожал их до ворот, нагрузил корзинами со снедью, обнял всех, вызвав у северян смешки и шутки про то, что завтра рук не поднимет.

— Спасибо, ребятушки, от всей души спасибо! Приду на пристань проводить всенепременно! — ответил купец, и хирд, выполнивший обещанное, двинулся к месту ночевки. Северяне были утомлены, но на лицах дебютантов и сопровождающих сияли улыбки: довольные, гордые, радостные.

Эйрин плелась позади всех: враз как-то навалилась усталость, так что ноги не шли. В темноте она боялась споткнуться и упасть, когда вдруг ее подхватили крепкие мужские руки, и носа коснулся знакомый запах.

— Ой, да зачем? Я сама по… — попыталась возразить попаданка.

Эйвинд только подбросил ее, устраивая по-удобнее.

— Ты устала! Завтра в путь. — Капитан помолчал, а потом прямо на ухо прошептал, — Ты была великолепна, дорогая! Спасибо! Это было прекрасно! Парни счастливы, и вы прилично заработали!

Эйрин чувствовала, как ее заливает краска смущения, уткнулась Густафссону в шею, прячась от взглядов команды и родни, хотя видела, что никто не осуждает ее поведение, скорее, наоборот. Сердце же иномирянки колотилось о грудную клетку, а в животе порхали пресловутые бабочки!