Книга Пять попыток вспомнить правду, страница 102 – Ульяна Муратова

— То, что произошло между мной и Адель, останется между нами. И зачем вы вступаетесь за неё? Какой в этом смысл?

— Не знаю. Предположу, что это влияние воспоминаний Гвендолины или даже дань её памяти, но мне очень жаль сестёр Боллар, — я повернулась к Кеммеру и закончила едва слышно: — Вы даже не представляете, насколько сурово обошлась с ними жизнь.

— Это не повод превращать жизни окружающих в драконов хаос.

— Не повод, — согласилась я. — Просто любые поступки могут быть истолкованы по-разному, особенно когда ты не можешь защититься. Это я ощутила на своей шкуре.

Кеммер замолк, задумчиво глядя куда-то сквозь меня.

— Я вас услышал, Гвен. Возможно… возможно, мне стоит лучше разобраться в случившемся. Ещё раз посмотреть на ситуацию, на этот раз непредвзято. Отнестись к словам Адели так, будто она не Боллар.

Хотела ответить, но нас прервали громкие, чеканные звуки шагов, раздавшиеся в коридоре и эхом разлетевшихся по всему крылу.

— Нобларина Блайнер, ваша камера готова. Извольте проследовать за мной.

Я подхватила саквояжи с вещами, кивнула деверю на прощание и направилась вслед за служащим в строгом мундире.

Камера повышенной комфортности, в которую меня привели, заставила задуматься о том, как выглядели обычные камеры. И даже ужаснуться. Нет, я не ожидала того, что нас поселят в отельный номер, всё же тюремное заключение — это наказание, а не отпуск. Но реальность всё равно не порадовала.

Тесная комната, одна из стен которой почти целиком состоит из решётки, лишь в углу есть небольшое пространство, не просматриваемое снаружи. В нём стоит покосившийся от времени расписанный пошлостями и ругательствами стеллаж. В полуметре от него — умывальник и прикрученная к полу тумба, в той же стене находится дверь в убогую ванную комнату, все удобства которой ограничиваются торчащей из стены лейкой душа и дыркой в полу.

На противоположной от решётки стене — двое нар, одни над другими. У четвёртой стены — два стула и откидной столик, липкий и изгаженный даже на вид. Когда за мной с лязгом захлопнулась решётка, я вздрогнула всем телом и ещё раз огляделась.

К счастью, соседей видно не было, хотя из-за стены, к которой крепился стол, слышались приглушённые голоса и шуршание. Не позволяя себе ставить под сомнения свои решения, обернулась к конвоиру:

— Подскажите, пожалуйста, когда приведут мужа?

— Как только закончат оформление его перевода в другое крыло. Может, через пару часов, а может — завтра.

— Благодарю, — кивнула я, поставила тяжёлые саквояжи на пол и ещё раз осмотрелась, мысленно отмечая, что нужно сделать в первую очередь, а потом принялась за работу.

Конвоир с усмешкой наблюдал за тем, как я раскрываю саквояжи в поисках мыла и чего-то, что не жаль пустить на тряпки. К счастью, Нони оказалась куда прозорливее и опытнее меня — положила в саквояж Ирвена не только одежду и несессер с гигиеническими принадлежностями, но также набор деревянной посуды, щётку, губку и несколько кусков хозяйственного мыла.

Заколов волосы, я сначала до блеска вычистила умывальник, потом заткнула слив, набрала воды и вымыла все остальные предметы мебели в камере, включая стеллаж. Тюремщик не сводил с меня глумливого взгляда, видимо, наслаждался тем, что аристократка вынуждена работать руками. Почему-то его ехидная усмешка не обижала, а лишь придавала сил и задора. Знал бы он, какая из меня аристократка, наверняка разочаровался бы.