Книга Куколка, страница 93 – Виктория Серебрянская

Я не понимала категоричности блондинки. Что могло измениться из-за того, что я на полчаса покину медицинский блок и поговорю с командором? Впрочем, несмотря на непонимание, я предпочла подчиниться Инае. Слишком многое для меня стояло на кону.

Чуть больше, чем через сутки, нервная Иная прибежала ко мне с известием, что со мной хотят поговорить президент Альянса и министр здравоохранения. От этого сообщения я, мягко говоря, выпала в осадок. И не сопротивляясь, позволила вытащить меня в соседний корпус.

Отчасти накрывший меня от услышанного шок сослужил мне неплохую службу. Он словно наркоз заморозил все мои чувства и ощущения. И я бестрепетно смотрела на ожидавшего нас в комнате хмурого начальника лагеря, на висящие в воздухе голографические фигуры чиновников, среди которых я знала лишь одного: самого президента. Иши недовольно кивнул в ответ на наши с Инаей нестройные приветствия. И без всякого перехода сообщил:

— Вот она! — И мне почему-то почудились в его голосе нотки злости и неудовольствия.

Пока Иная четко докладывала, как была обнаружена болезнь, как мы с ней пришли к идее модификации моего генома и кто я вообще такая, я ломала голову, чем и когда успела насолить Иши. И почему начальник лагеря относится ко мне с едва прикрытой неприязнью. Пока не вспомнила, что начальник академии должен был перед нашим с командором прибытием о чем-то проинформировать Кайлима Иши. Так что, скорее всего, между двумя начальниками имелась какая-то договоренность. Которая сейчас подставляла голову Иши под начальственный гнев.

Едва эта догадка появилась в голове, как Иная закончила свой доклад. И на меня посыпались вопросы. Политиков интересовало все: кто я, как оказалась в лагере, а до этого в академии? Какие у меня успехи в учебе. Как так получилось, что первокурсница была направлена в лагерь переподготовки кадровых военных?

Последний вопрос был крайне скользким. А потому я сделала вид, что собираюсь обстоятельно ответить на все вопросы по очереди, и начала рассказывать свою биографию, надеясь, что кто-то да захочет задать уточняющий вопрос. А отвечая на дополнительные вопросы, смогу избежать ответов на неприятные. Так оно и получилось.

Когда министр здравоохранения узнал, из какой я семьи, то в первую очередь посочувствовал моей утрате. А потом просто закидал вопросами про наследственность: болел ли кто-то из моих родных чем-то похожим? Какие вообще болезни были присущи моей семье? Могли ли мои гены уже подвергаться мутациям раньше? Вопросы сыпались на меня как горох из рога изобилия. И первоначально заданные действительно стали забываться. Оставалось понадеяться, что никто их не задаст вновь.

— Что ж, девочка, — резюмировала, в конце концов, голограмма президента Альянса, — кому-то другому я бы запретил на том основании, что он недостаточно понимает, на что идет. Но ты из семьи ученых. Не просто ученых, а генетиков, чей вклад в правительственные программы изучения генома и генной инженерии просто бесценен. Уверен, ты понимаешь все риски. А потому, если ты твердо решила участвовать в эксперименте в качестве подопытной, я даю свое добро.

От облегчения у меня едва не подкосились ноги. Нахлынула противная, теплая слабость. Во рту появился неприятный привкус. Это что же, новый симптом болезни? Думать над этим было некогда. Я выслушала напутствия президента и министра, высказала приличествующие случаю благодарности. И мы распрощались. А едва только голограммы в центре комнаты погасли, едва Иши длинно и с явным облегчением выдохнул, Иная вцепилась мне в локоть и потащила прочь.