Книга Там, где нас нет, страница 128 – Альвин Де Лорени

* * *

Конечно, кормить новорождённого на второй день его жизни мясным бульоном чревато неприятными последствиями, но что делать-то? Другой еды просто нет!

Остудив и попробовав несолёный бульон, я понял, что он вроде как ничего — годен к употреблению. Чуть горчит — надо было удалить из разделанной тушки птицы позвоночник, но для первого раза ничего. Подняв Веника, поднёс к его губам едва тёплый, чуть жирноватый шарик бульона. Веник не открывая глаз, зачмокал и бульонный шарик размером с чайную ложку стал уменьшаться. Ну вот, поели. А с проблемами с животом как-нибудь справимся. Теперь сами.

Вытащив и разломив на части сварившуюся тушку тетерева, я, глядя на неё через глаза Эльфи, отлевитировал несколько кусочков постного мяса ко рту несчастного омеги.

— Эльфи, ешь, — дал я указание. Он открыл рот, я пропихнул тёплое мясо и омега начал жевать. Скормив ему ножку, крылышко и половину грудки, напоил его тёплым бульоном и доел остальное. Кости и шкурки пошли в огонь.

Дети заснули и у меня тоже слипались глаза. Круги защитных телекинетических полей подходили друг к другу неплотно — это в принципе невозможно, и в углах куба из кругов в котором мы сидели оставались треугольные отверстия. Поэтому угореть от костра мы не могли, огню хватало воздуха, а вот в получившемся пространстве куба довольно быстро стало тепло и это тепло меня разморило. Шутка ли — вторые сутки на ногах и какие сутки! Эльфи сопел, доверчиво привалившись к моему боку. Веник тоже спал. Подкинув несколько заранее наколотых поленьев в огонь, я сидел и проверял своё состояние. Руки были забинтованы ещё Листерином. Жёлтый цвет дискомфорта по прежнему растекался от них, но той изматывающей резкой боли не было — она превратилась в постоянную непрекращающуюся ноющую боль. Своего лица я не видел, определить, что с ним происходит пока не представлялось возможным. Боль от повреждённых глазниц чуть утихла, но не прошла и тоже, как и в руках, стала ноющей.

Я вытянул ноги ближе к костру. Все дремали.

Через некоторое время, перед рассветом, сидя у костра, я вспомнил эпизод своей здешней жизни, когда Шиарре применил перстень, управляющий печатью подавления. А конкретно, тот момент, когда печать спала, оставив мне на память свой узор между лопаток. В ту секунду Сила хлынула в меня и я увидел, не глазами, нет, всё вокруг. А что если попробовать помедитировать, своё тогдашнее состояние я помню, может быть удастся определиться с тем, куда мы попали?

Как и в прошлый раз, вспышка Силы после медитации принесла мне знание об окружающей обстановке: мокрый глухарь сидел на ветке в недалёком ельнике; лисичка, набив за ночь живот расплодившимися к осени мышами, чутко шевеля ушами, отдыхала свернувшись в норе уткнув нос в основание хвоста; пара волков на самой границе моего восприятия настороженно принюхивалась к мокрым кустам. Отсыревший лес весь переливался живыми существами, крупными, поменьше и совсем мелкими.

— Кру, кру, кру…, - откликнулся где-то вверху ворòн.

Вот же, и под дождём летает. Внутренним взором, позволявшим мне следовать за Силой, я почувствовал, как подо мной шептались засыпающие на зиму деревья, где-то далеко, внизу в отсыревших сапогах я шевельнул пальцами. В ушах, как в раковинах вздыхал ветер. Хотя никакого ветра в дождливом лесу не было. Многоцветный мир переливался в моей голове, точно пёстрые картинки в хрустальном шаре. Далёкие лесистые холмы, там, далеко за этим угрюмым лесом были усеяны красными и жёлтыми деревьями ещё не скинувшими всю листву до конца, будто осколками солнца и огненными клочками неба. Там, в этой дали, не было дождя! По огромному опрокинутому озеру небосвода мелькали птицы, точно камушки, брошенные ловкой рукой.