Книга Там, где нас нет, страница 82 – Альвин Де Лорени

Посчитав, что для первого раза достаточно, я положил руку на исхудавшее плечо Листерина, он открыл радостно сверкнувшие глаза:

— Ах, оме, это так чудесно! Мне просто не хочется отрываться.

— Ничего страшного, оме, Элла всегда с нами, даже ночью. Поэтому вы в любой момент сможете продолжить. Только имейте в виду. После того как вы закончите это упражнение, представьте, что у вас на голове, вот здесь, — я коснулся темени оме, — крышечка и вы её закрываете. Это нужно, чтобы накопленный запас энергии не растрачивался понапрасну.

— Ой, оме… — смущённо прошептал Листерин.

— Что случилось? Пойдёмте, оме, нам пора… — позвал я.

— Я… у меня… — опираясь на спинку скамьи, Листерин встал и показал глазами на свою промежность.

Ох, ё-ё! У него была эрекция! За всё время моего нахождения в этом мире я впервые видел эрекцию омеги, ну исключая, конечно, свою и тех двух гоблинов из тюрьмы.

— У меня никогда этого не было, — растерянно прошептал Листерин, — и ещё, оме, — он поманил меня рукой, прося наклониться, — я весь промок.

— Ну, не переживайте так, оме Листерин, — прошептал я в ответ в украшенное причудливой золотой серьгой ухо, мы с ведь с вами омеги, это естественно, ну, и… — я заговорщицки улыбнулся, — мы никому не скажем.

И я подмигнул зелёным глазом.

Заселившиеся в комнату Оле Эльфи и Лило занимались какими-то своими парикмахерско-маникюрными делами, бегали по знатным оме, заполонившим замок и таскали свою тележку из апартаментов в апартаменты.

Однако, на следующий же день после вселения они взяли меня в плотную осаду и снова начали грузить насчёт маникюра, педикюра и стрижки всё больше и больше отрастающих волос. Я, уже было расслабившийся в этих вопросах после начала занятий у мастера Фольмара (вот, честно, совсем не было времени! совсем), с моими руками с обломанными ногтями привёл их в ужас. Стоически вытерпев только один вечер, когда под ирòническим взглядом Шиарре (убью суку!) в течение 3-х (трёх!) часов мне делали маникюр, педикюр и ванночки для рук и ног, я потом коварно натравил мастеров ножниц и щипчиков на Шиарре, Янку и Оле.

Тем же вечером, когда уже стемнело, я, обессиленный нагрузками, лежал в постели, повернувшись лицом к Янке и Оле. Шиарре, вздыхавший у меня за спиной о чём-то своём (впрочем, эмпатия не доносила до меня ничего, что могло бы вызвать беспокойство), вцепился в меня леденющими руками и ногами и, постепенно согревшись, тихо засопел мне между лопаток, щекоча обнажённую спину своими волосами. Янка и Оле, усыплённые моим присутствием и запахом (эмпатия — это чудо!) тоже посапывали во сне. Веки мои смежились, в голове прокручивались события прошедшего дня, планы на завтрашний… сон постепенно одолевал.

Вдруг эмпатия донесла до меня нарастающее чувство страха, перемежаемое тоской.

Это где? Сон сняло как рукой. Я прислушался, пытаясь почувствовать направление. Что-то знакомое. Сняв с себя руки и ноги согревшегося Шиарре, я, стараясь не потревожить никого из спящих, осторожно выпутал свои космы из второй руки Шиарре, захватившего в кулачок прядь моих волос, прикрыл одеялом обнажённого оме и, накинув на голое тело халат, вышел из спальни.

Точно! Что-то происходит в комнате слуг.

Открыв дверь, вошёл в душный полумрак. Протянув руку вверх, нащупал осветительный шарик и, несильно сжав его, зажёг неяркий свет.