Книга Притча о судьбе, страница 81 – Мелли Т. Толлем

Я должна была бы ненавидеть его за все, что он сделал — и я ненавидела, — но я подготовила для него почву. Внутри него была надломленность, которую невозможно было исцелить, и я не могла не любить его, несмотря на боль между нами. Несмотря на бурный характер наших отношений, я понимала его бедственное положение и сочувствовала его стремлению любить и быть любимым в ответ. У него была моя любовь к нему, просто не такая, какой он желал.

Моя любовь к нему была любовью, которую человек испытывает к своим друзьям, братьям и сестрам и даже к врагам, которые бросают вызов.

Однако я никогда не была влюблена в него. Ни разу.

Нервное биение в груди Райкена отвлекло меня от этих мыслей, и я открыла глаза, ощущая каждую мысль, мелькающую в его голове. Там были страх, отвращение к себе, зависть. Этот мужчина — он был единственным, кого я любила.

— Я все помню, — сказала я, простое заявление, которое не должно было наполнить Райкена тем ужасом, который оно вызвало.

Когда я взглянула на него поближе, заметив беспокойство в его глазах, то наклонила голову. Страхом наполнили его не мои воспоминания, а его собственные.

Мне нужно было знать, что его беспокоит. Я хотела знать все.

Не спрашивая, я прижала кончики пальцев к двум его вискам, как будто мое тело каким-то образом поняло природу связи, связи и всего, что она за собой влечет. Не было никаких сомнений, что благодаря этому поступку я увижу его во всей полноте.

Затем я погрузилась в глубины своей души и разума и перебрала отголоски впечатлений, оставшихся после него. Его тело прижалось к моему, кончики пальцев впились в мою кожу, когда страх быть отвергнутым эхом отозвался в его мыслях.

Я порылась в его воспоминаниях, отбирая самые свежие и копаясь глубже. Жертвоприношение пикси съедало его сознание, но, судя по его панике, это было ничто по сравнению с тем, что я могла увидеть. Затем я прошла мимо и мельком увидела воспоминания о визите к оракулу и нападении Весеннего двора.

Лире нужно было умереть.

Одобрительный гул Райкена донесся из его разума до моего, самое большее, что он мог сделать, это подтвердить мою мысль в своем нынешнем расстроенном состоянии.

Мне нужно было знать, что именно он хотел скрыть, и я точно знала, где найти детали.

Ночь, когда он отверг меня, сформировалась в моем сознании, медленно создавая образ, содержащий мельчайшие детали: картины на стенах спальни, сломанный стол, смятое постельное белье… и я.

Когда я опустилась на колени, мое тело скрючилось от жгучей боли отвержения, он встал, его разум и тело превратились в покрытую волдырями развалину.

Отвергнув, Райкен сразу понял, что совершил ошибку. Хотя он и хотел взять свои слова обратно, было слишком поздно. Ущерб был нанесен. Потеря, душевная боль и страх кружились в нем, когда он возвышался надо мной.

Страх был эмоцией, за которую цеплялся — страх потери контроля как над собой, так и надо мной, страх, который сопровождал то, что на самом деле означала связь — конец тайнам, конец уединению, конец индивидуальности.

Он сделал бы все, чтобы защитить себя, даже если бы это означало полное лишение меня возможности быть с ним.

Очень жаль.

Я нырнула глубже в колодец разума, ускоряясь в воспоминаниях о нас, чтобы мельком увидеть то, что он хотел спрятать. Я уже видела эти воспоминания, и они не были теми, что были в искомом.