Книга Чертоги солнца, страница 22 – Тата Филатова

– Тебе нужно успокоиться, ты раскраснелась, они же спросят.

Я молча киваю и заставляю себя выпустить его из своих объятий.

Поправляю причёску. Отряхиваю платье. Делаю глубокий вдох и иду к воротам, постоянно оглядываясь на Венселаса, он улыбается мне вслед. Слышится стук подъехавшей кареты. Двери распахиваются, и я вижу седого мужчину в строгом костюме.

– Папенька, – подхожу к нему.

Слышу стук каблуков сзади и вижу мою сестру, она улыбается нам. Папенька целует нас и здоровается за руку с подошедшим Венселасом.

– Месье де Лакорт! Как сегодня у Алексея с французским?

– Прекрасно, господин Ольховский, прекрасно! Очень способный мальчик.

Венселас галантно улыбается, моя сестра хихикает, я толкаю её локтем. Мой отец одобрительно кивает, и мы идём ужинать. Мы сидим за столом с белой скатертью. Я ковыряюсь в своей тарелке и бросаю взгляды на Венселаса, беседующего с моим отцом и нашим соседом. Рядом со мной сидит моя сестра Аня и маленький мальчик, наш брат Алексей. Сестре пятнадцать, а брату около девяти. Он не понимает, почему Аня запивает смех компотом, а мне ничего в горло не лезет. Я слушаю голос моего любимого и млею от счастья. Он, конечно, чувствует на себе мой взгляд, но не оборачивается ко мне, а только стучит ногтем по столу. Я глубоко дышу и жду наступления вечера. Обед окончен, и мы расходимся по комнатам.

Я захожу в свою комнату, сажусь на подоконник, беру в руки книгу и не могу сосредоточиться на чтении. Я не вижу перед собой ничего, кроме его прекрасного образа: высокой стройной фигуры, длинных тонких пальцев, светлой кожи, красивых бледных губ, божественно прекрасного лица, сияющей белоснежной улыбки, чёрных шёлковых волос, скользящих по плечам, и бесконечно тёмных глаз. Я буду любить его, даже если он будет самим дьяволом. Венселас. Моё сердце так бьётся, словно вылетит из груди. И вот наконец, сумерки, и в доме ложатся спать. Он появляется рядом со мной на подоконнике. Словно ангел, спустившийся с небес. Берёт книгу из моих рук и закрывает её. Я тихо спрашиваю:

– Где папенька с маменькой?

– Мария Владимировна вернулись из гостей. Спят, – коротко с улыбкой отвечает он.

Я закрываю глаза. Он гладит мои волосы:

– Настя, Настенька, жизнь моя.

Видение рассеивается, и я вновь оказываюсь в своей старой комнате, теперь музейной, и тот же самый француз сейчас стоит передо мной, но гораздо более печальный. Да и я совсем другая. И тут меня охватывает ужасный приступ слабости и тошноты. Я не успеваю упасть на пол, потому что Венселас ловко подхватывает меня. Опускает на кресло, а сам садится рядом. Я чувствую покалывание в конечностях. И вновь сильный прилив тошноты. Венселас поглаживает меня по руке и тихо-тихо шепчет:

– Тсс, всё хорошо, всё пройдёт.

Глотнув ртом воздух, я с усилием выдавила:

– Месье учитель, значит.

Он молча кивнул. Мне кажется, он расстроен.

– Почему того мальчика, Алексея, нет на семейном фото?

– Твой брат умер в январе 1860 года от воспаления лёгких, а это фото сделано после его смерти, – сдавленно ответил Венселас.

– Что было дальше?

– Я был его гувернёром, у вас, девочек, была своя гувернантка, и после смерти Алексея я стал не нужен семье, решил уехать. Всё это… между нами стало слишком серьёзным, я же хотел тебе другой судьбы. Надеялся, что ты не заметишь моего отъезда, охваченная горем по младшему брату. Я ничего не мог сделать. Только добавить неприятностей. Но ты сказала, что, если и я уйду из твоей жизни, ты умрёшь, твоё сердце разорвётся. Ещё полгода мы тайно встречались, но твой отец решил отдать тебя замуж. Он к тому времени подыскал тебе хорошего жениха, и ты уже вошла в возраст невесты, к тому же к Ане уже сватался ваш сосед, учитель Дмитрий Николаевич. Кандидат, которого выбрал тебе отец, был богат, знатен и, в общем, хорош собой, и я бы хотел, чтобы ты вышла за него. Конечно, мне было бы непросто отпустить тебя, но ты бы обрела судьбу более радостную. Протест твой, заключавшийся в истериках, слезах и отказе от пищи, всем дал ясно понять, что жених тебе противен и ты знать никого не желаешь… кроме меня. – Он помолчал. – Как сейчас, так и тогда: всё или ничего!