Книга Отсутствие жизни, страница 172 – Анастасия Андрианова

Мимо него ходили люди: гуляющие пары, семьи с детьми, компании подростков. А Мавна стояла, наблюдала и думала: ходят и не представляют, что перед ними упырь. Как ощущает их присутствие сам Варде? Как посетитель в кафе? Или покупатель в мясном отделе супермаркета? А вдруг он прямо сейчас превратится в чудовище? Да нет, не должен, он же никогда раньше при ней не превращался. И вообще никак не проявлял свою нечеловеческую сущность.

Холодные пальцы. Запах тины и прудовой воды. Холодная вода в душе. Кровь в холодильнике.

«Да, конечно, не проявлял, уговаривай себя. Лишь бы оправдать то, что была слепой дурочкой», – подумала Мавна.

Пока решимость окончательно не уступила место захлёстывающему ужасу, она выдохнула, сунула руки в карманы кардигана и быстрым шагом прошла оставшийся путь до скамейки.

– Привет, – осторожно сказала Мавна, присаживаясь на краешек.

Варде вздрогнул, повернулся к ней и улыбнулся – широко и трогательно, будто искренне был рад её увидеть. У Мавны кольнуло в груди. Ну какой же он был милый. С виду. Может, лучше бы ей не знать всего этого? Но ей не дали выбора. Не позволили самой решать, как и когда узнавать. Но ведь и Варде тоже не был в этом виноват.

– Я боялся, что ты не придёшь. Как дела? Как ты?

Голос Варде звучал немного рассеянно, мягко, как утреннее осеннее солнце. У Мавны на глаза навернулись слёзы. Если бы не всё это, она бы сейчас обняла его и поцеловала в бледную щёку. Но теперь хотелось только прятать пальцы в длинных рукавах, ёжиться, отодвигаться и постоянно с тревогой всматриваться в такие знакомые черты, выискивая в них что-то нечеловеческое.

– Нормально, – ответила она натянуто. – А ты?

По лицу Варде пробежала тень. Мавна заметила, что на скуле у него темнеет синяк, прикрываемый волосами. Отец или собратья?.. Покровители, а есть ли у них свои, упыриные, разборки? У Варде ведь совсем нет шансов в драке, он нежный и хрупкий, как фарфоровый. Хотя этот «фарфоровый» неплохо побил резкого и жёсткого чародея намного крупнее себя. А вдруг он дрался в том, в другом облике?

– Всё неплохо, – поспешно ответил Варде, заметив, как изменился взгляд Мавны. – Но я скучал.

«Я тоже», – хотела сказать она, но вслух произнесла:

– Понятно.

Плечи Варде опустились. Он суетливо сунул карандаш в приоткрытый рюкзак и протянул Мавне блокнот.

– Хочешь посмотреть? Тут новые наброски.

Мавна хотела, но не решилась высунуть сцепленные под рукавами руки. Она посмотрела на Варде с тоской и безысходностью. И он всё понял. Закрыл блокнот и убрал вслед за карандашом. Провёл пальцами по волосам, будто забыл, что хотел прятать синяк на скуле. Сглотнул и уставился перед собой, на пруд, где дети кормили стайку шустрых упитанных уток.

– Прости меня, – проговорил он тихо-тихо.

К ним на лавку сел голубь, сизый с белым. Покрутился, наклоняя голову с красноватыми глазами, не нашёл ничего съестного и перелетел на асфальт, почти под ноги Варде.

– Я не хотел, чтобы всё так произошло, – продолжил он, глядя на пруд. – Я бы сказал тебе. Но не решался. Мне не хватало мужества. Всегда не хватало. И прав, наверное, мой отец, который говорит, что я не мужчина. А теперь всё закрутилось, и мы закрутились, упали и разбились. Я разбился. Больно. Но и тебе ведь тоже больно, наверное. – Он сцепил пальцы с серыми пятнами от грифеля и постучал ногтями по костяшкам. – Мне бы не хотелось, чтобы ты думала обо мне плохо. Я… не убиваю никого. Честно. И мне не нравится вкус крови. И холод болот – тоже. Я люблю тёплую еду. Музыку. Рисовать. И тебя тоже люблю, Мавна.