Книга Лавка редкостей, или Наташа, ты попала!, страница 22 – Ксения Никонова, Наталья Фирст

— Дверь, голубушка, отопрись, — пытаясь скопировать интонацию дядюшки Лео, повелела я.

Не вышло. Жаль.

Со светом тоже, наверное, не выйдет.

Прежде чем произнести волшебные слова второй раз, замешкалась, но быстро взяла себя в руки.

— Свет в кладовой, голубчик, да поярче, — как можно увереннее повторила я.

Аллилуйя! Потолок послушно засветился теплым ровным светом. Я прямо как заправский маг.

Ну, теперь-то пойдут дела. Где тут вчерашние сундуки с тряпьем? С них и начну.

К моменту, когда из ванной донеслось оптимистичное фырканье крана вперемешку с журчанием воды, я набрала уже кучу барахла, которое в продажу точно не пустишь и для собственных нужд не применишь.

Старушечьи халаты и платья невнятного выгоревшего цвета, которым место разве что среди ветоши.

Старые шторы, по всей видимости из спальни. Ткань на них обветшала настолько, что рвалась от малейшего натяжения. Штопанные-перештопанные чулки, на которых живого места нет, так часто их латали.

Бренные останки перины не иначе, как столетней давности. Вышарканный до проплешин ковер.

Все найденные вчера меха, побитые молью.

Да и сам сундук, в котором хранились эти богатства, так душераздирающе скрипел и шатался, что проще было его отдать мастеровитому старьевщику, чем оставлять у себя дальше.

Наметив первые жертвы, я смелее взглянула на полки.

Сложила в ржавое ведро металлические останки неизвестного происхождения. Цветмет он и в Африке цветмет. А я даже представить не могу, частью чего когда-то были эти фрагменты.

Сюда же определила помятые и погнутые чайник и котелок. Горсть скрученных спиралью вилок и ложек. Стертый до половины нож. В разваливающемся ящике обнаружила килограмма три мятых кованых гвоздей.

Среди завалов разномастной посуды выбрала все дешевое на вид, непарное. Часть со сколами, часть просто со стертым рисунком. Самых простых форм. Это добро вряд ли когда-нибудь продастся.

А, например, сливочник с изящными изгибами, даже с полустертой позолотой и росписью хорош. С таким расставаться грех.

Примерно оценив отобранное добро, я, пыхтя от натуги, волоком вытащила сундук в самый центр кладовки и отправилась принимать работу дядюшки Леопольда.

Кран работал. Вода журчала. Свет горел. Жизнь налаживалась. От избытка чувств я была готова от души расцеловать моего нечаянного помощника. Но тот испортил момент, сразу переведя разговор на плату.

— Я выберу какую-нибудь безделицу? — закинул он удочку, стреляя хитрым глазом на беззащитную пастушку.

— А я уже приготовила вам целую кучу подходящего добра, — широко улыбнулась я.

— Ну показывайте.

— Вот, — откинула я возмущенно скрипнувшую крышку сундука.

— Ветошь, лопни мои глазоньки, — отмахнулся дядюшка Леопольд.

— А меха? Ковер?

— Дырявое все.

— Можно подумать, вы не найдете им применения

— Маловато будет, мадемуазель. Докиньте еще чего-нибудь.

Ха! Думал, соплячка Наташа в дешевых обносках ничего не смыслит в старине? Да у Наташи за плечами почти десять лет музейного стажа. Да в наших хранилищах чего только не встретишь. А сколько порой хлама надо просеять в поисках нечаянной жемчужины — не счесть.

Я нахмурила брови, неспешно оглядела «сокровища».

— А по-моему, в самый раз. Плюс сундук, — усмехнулась и добавила, — лопни мои глазоньки.

— Хех! — крякнул старьевщик. — Но у вас же наверняка есть ненужные вещи. Куда их вам?