Книга Лавка редкостей, или Наташа, ты попала!, страница 53 – Ксения Никонова, Наталья Фирст

Рука покрепче сжала сковородку.

— Ну знаете, — возмутилась я, — мне надоело разгадывать загадки. Захотите, чтобы я помогла, скажите прямо. А так, аривидерчи! Я спать. И чтоб до утра меня никто не тревожил. Иначе я за себя не отвечаю.

На этот раз уснуть удалось не сразу. Взбодрил меня домик, что и говорить. Что же такое с ним приключилось, что его так опечалило? И спросить не у кого. Бабуля, не иначе, специально от меня скрывается.

Может, вредители какие одолели? Загляну завтра в мою настольную книгу, где-то там были заклинания от мышей и иже с ними.

Решив сама для себя, что утро в любом случае мудренее вечера, а, значит, нечего сейчас и голову ломать, я как-то незаметно уснула. Ненадолго.

Тихий уголок внезапно оказался совсем не тихим.

— А я тебе говорила, не ходи туда, не связывайся с этим шарлатаном! Говорила? — громко возмутился женский голос невдалеке.

— Ну, говорила, — пробубнил в ответ заплетающийся мужской. Запнулся и добавил: — Рыбка моя. Но я же для тебя старался.

— А я говорила, не доведёт он тебя до добра! Говорила?

— Ну говорила.

— То-то же. — В голосе невидимой мадам появилось удовлетворение, которое тут же вылилось в новую претензию: — Сколько лет живем, а ты так и не научился меня слушаться.

Мужской голос примолк. Я думала, решил больше не спорить, оказалось, просто подбирал слова. Вскоре послышалось не слишком разумное:

— Ладно, тебе, старая. Впусти уже меня. Сколько можно на пороге держать? Здесь холодно, лопни мои глазоньки.

Тут я проснулась окончательно. Спорщики мне были знакомы, пусть даже наполовину. Интересно, что умудрился натворить дядюшка Леопольд?

— Это я старая? — Мадам Бабетта взорвалась от негодования. — На себя посмотри, пень лысый! Ты на кого стал похож? Пузо на нос лезет! Я пуговицы через день перешиваю.

Месье Сюар уже осознал свою оплошность и успокаивающе залепетал:

— Тише, тише, кисонька моя, будет тебе, не шуми. Всех соседей перебудишь.

— Уже, — буркнула я и перевернулась на другой бок. — Тоже мне, Тихий уголок.

Последние слова несчастного старьевщика прозвучали для его супруги как команда «Фас» для овчарки. Она повысила голос на два тона и заголосила с новой силой:

— Нет, вы только послушайте, люди добрые! А еще лучше гляньте, что теперь у этого олуха вместо нормальных волос на голове выросло! Нет-нет, ты не отворачивайся, не отворачивайся! И картуз не надевай. Чем тебе, скажи на милость, твоя лысина помешала?

— А кто меня лысым пнём называл постоянно? И при детях, и при внуках, и при посторонних?

Мадам Сюар слегка стушевалась и даже попыталась оправдаться:

— Я же это так, любя.

Дядюшка Леопольд уловил перемену в настрое супружницы и перешел в наступление:

— Ничего себе, любя! Всю плешь мне проела с этой лысиной. Так все время и норовила в нос тыкнуть. Стыдно перед друзьями показаться было.

Лучше бы он не начинал. Мадам Бабетта вновь взвилась:

— Зато теперь ты писаный красавЕц! Ага.

Я даже приподнялась на локте и прислушалась. Интересно, что там у них приключилось? Ответ не заставил себя ждать.

— Отрастил волос! Доволен? В копне сена пришлось прятаться, впотьмах как татю ночному домой ворочаться.

Повисла пауза. Я уже решила, что голубки успокоились, но битва перешла в новую фразу. Раздался чмок, потом взвизг, дальше звонкий жеманный хохоток. Довольный дядюшка Леопольд не преминул удариться в воспоминания: