Книга Ковен отверженных, страница 89 – Айви Эшер

Айдин кивает в сторону близнецов, и я понимаю, что Иден и Ланс – имена их родителей.

– Мы потратили на этого ламию почти месяц, но он был как Джокер и суперзлодей Загадочник в одном лице: все, что он говорил, не имело смысла. Он то и дело кричал о том, что они украдут нашу магию, но мы не обращали на это внимания, считая пустой угрозой. Впрочем, ближе к концу он начал рассказывать о том, что Вона уничтожил какой-то ребенок. И что этот ребенок на самом деле был не тем, за кого его принимали. Нам так и не удалось добиться от этого ламии ничего полезного, и когда мы уже не могли больше слушать его бессмысленную чушь, Сильва покончил с ним. Мы вышли из этой ситуации еще более разбитыми. Лахлан переменился после пропажи Вона, но месяц, проведенный со свихнувшимся ламией, как будто что-то в нем надломил. Прошли годы, и мы похоронили эти воспоминания, пока однажды, из ниоткуда, не появилась ты. И в тот самый момент, когда в машине прозвучало твое имя, оно раскопало в нас безумные речи того ламии. Мы не понимали, что нам с этим делать, что нам делать с тобой, и потому решили быть начеку.

Айдин качает головой и смотрит на свои большие руки, после чего вновь обращает ко мне полный мольбы взгляд.

– Ты так могущественна. Ты была могущественна еще до своего Пробуждения, и только время покажет, на что ты способна теперь, когда тебе открылась вся твоя магия. Каждый раз, когда я пытался увидеть в тебе невинную девушку, ты совершала что-то невероятное и я не мог не задаваться вопросом, что имел в виду тот ламия. Очевидно, что ребенком, о котором он говорил, была ты, но что он имел в виду, когда сказал, что ты не та, за кого тебя принимают? Мы просто не могли не подозревать тебя, а значит, не быть настороже. Нам и прежде не хватало множества кусочков пазла, а когда появилась ты, все то немногое, что, как нам казалось, мы знали, обратилось в прах. Что нам оставалось делать, Бандитка?

Я отвожу взгляд от Айдина и встречаюсь с ореховыми глазами Бастьена. Его эмоции скрыты, и у меня не получается прочесть, что именно он сейчас чувствует. Подозреваю, он не хочет, чтобы его чувства повлияли на мое решение о том, как мне дальше общаться с Айдином, – или на решение о том, возможно ли это общение в принципе.

– Я была ребенком, Айдин. Если мое существование каким-то образом убило Вона, а так оно, скорее всего, и было, что я могла об этом знать? Как вы могли видеть во мне – в ребенке – злодея?

– Дело не в этом, Винна, – умоляюще говорит Эврин.

Я вскидываю брови, и он тут же перефразирует свои слова:

– То есть, возможно, в случае Лахлана отчасти дело было и в этом, но не для нас с Айдином. Для нас все сводилось к тому предупреждению, что ты не та, кем кажешься. После прочтения стало ясно, кто ты. Наши подозрения, что, возможно, ты чей-то шпион, трансформировались в понимание, что ты нечто большее, чем кто-либо из нас вообще мог представить, – Страж. Впервые мы поняли, что ты не представляешь угрозы, по крайней мере не так, как мы думали. У нас наконец-то появились ответы.

Я делаю глубокий вдох, не понимая, что чувствую по поводу всего этого. Я стала лучше понимать, но самой мне лучше не стало. Я надеялась, что, что бы там ни сказал Айдин, это сможет каким-то магическим образом стереть всю боль. Но я должна была догадаться, что, когда речь заходит о преданном доверии, не существует никаких быстрых способов исправить содеянное. Не всегда можно склеить то, что однажды было разбито.