Книга Уездный город С***, страница 159 – Дарья Кузнецова

— Вы сначала оклемайтесь достаточно для этого, — возразила вещевичка. — Может быть, вам всё-таки лучше поспать? Ну или хотя бы отдохнуть.

— Попозже. Посидите, пожалуйста, еще немного!

Аэлита не нашла в себе сил отказать, да и желания такого у неё не имелось: ей рядом с Титовым тоже было хорошо и спокойно. Девушка кивнула, опять невесомо погладила его ладонь, а потом вдруг предложила:

— Хотите, я вам поиграю?

— То есть?

— На флейте. Я же не только вещами управлять умею, я и так инструмент хорошо знаю.

— Если вам нетрудно.

Вскоре флейта, чудом пережившая падение хозяйки с мотоциклета (тубус треснул, но устоял), зазвучала — тихонько, нежно. Было очень непривычно слышать эту несложную, трогательную какую-то, песню после всех тех мерзких звуков, которые извлекала Аэлита из инструмента по долгу службы.

Музыка мягко окутывала, ласкала, убаюкивала и удивительным образом приносила облегчение, словно бы смывая тягучую тяжесть, которую оставил после себя схлынувший жар. И вскоре мужчина уснул — крепко, спокойно, сном этим окончательно изгоняя остатки болезни.

Брамс некоторое время играла. Флейту она по-настоящему любила, но случай помузицировать выдавался редко, да и забывала девушка о подобной возможности, чаще находя себе иные занятия и развлечения. Заметив в конце концов, что Титов не шевелится, в первый момент опять встревожилась, но догадалась, что тот попросту спит. Коснулась лба — жар спал совершенно.

Какое-то время вещевичка сидела, с любопытством и без малейшего стеснения разглядывая полуодетого мужчину: живой поручик был гораздо интереснее картинки в анатомическом атласе. И красивей. Ладный, пропорционально сложённый, жилистый, он напоминал Аэлите античные статуи — и формой, и даже цветом, разве что тёмные волосы на груди и руках нарушали сходство. А вот мелкие неровности шрамов — наоборот, усиливали, напоминая трещинки на мраморе. Несколько совсем небольших и бледных отметин непонятно от чего, а несколько вполне заметных, справа, — наверное, части той самой раны, из-за которой у поручика болела нога. Тонкая борозда под рёбрами, пара светлых пятен и широкий рубец на боку, начинающийся у талии и теряющийся под нетуго завязанным поясом кальсон, сползшим чуть ниже пупка.

Впрочем, иных живых образчиков мужской наготы благовоспитанная девица Брамс в своей жизни и не встречала, разве что тощих голенастых мальчишек в детстве, и теперь её, ко всему прочему, грызло исследовательское любопытство: во-первых, хотелось рассмотреть целиком, чему мешали кальсоны и бинты, а во-вторых, сравнить хотя бы с парой-тройкой других мужчин. И любопытство было тем обиднее, что удовлетворить его не имелось никакой возможности. Не пойдёшь же раздевать этих самых мужчин, не так поймут, да и стягивать штаны с Титова сейчас было совсем неуместно. Он, конечно, может и не проснуться, да и вообще не успеет воспротивиться, но… обидится ещё. Любопытство любопытством, а на это Брамс была не согласна.

Утром Титов чувствовал себя значительно лучше. Правда, ушибленное плечо распухло и ныло, а рука плохо слушалась, и оставалось только радоваться, что рука — левая, а то ни побриться, ни поесть толком. И вообще хорошо ещё, что всё вот так обошлось, одним-единственным ушибом. Бывают же чудеса…