Книга Дракон хочет жениться? Баба Тася против!, страница 19 – Наталия Журавликова

Вот же меня угораздило вселиться в мифическое существо! Спасибо, хоть не кентавр или химера какая-нибудь.

Жалко, что кроме этого скупого абзаца я пока ничего больше о фейской природе не нашла.

Дальше пошел устав школы фей.

И я снова подумала, что Тейселен могла бы и армейскими порядками заведовать.

Девочки обучались в школе фей с тринадцати до восемнадцати лет. Старшие опекали младших.

Право получать образование имели лишь девицы высочайших моральных принципов. Если им не соответствовать — легко можно вылететь. Точнее — после третьего предупреждения.

А нарушением считались очень многие вещи.

Сквернословие, пропуск уроков, склочничество, воровство. И разумеется, аморальное поведение.

Девицам ни в коем случае нельзя себя запятнать ни малейшими подозрениями о связи с мужчинами.

Вредные привычки, разумеется, также жестко порицались.

Вечеринки были под строгим запретом. В школе, по сути, есть комендантский час. После девяти вечера ученицы должны сидеть в своих комнатах и носа на улицу не казать.

Исключение — это некие летний и осенний фестивали, когда по ночам проводятся обряды.

Отдельная статья, за которую можно с треском быть изгнанной из школы, не дожидаясь второго и третьего предупреждения — вредительство в волшебном лесу. Список того, что к нему относится, занял аж три страницы.

Кошечки-рожечки, сдается мне, фея Тейселен такая же душная, как и добродетельная!

Кажется, я дочитаю альманах и позеленею с тоски, как Гринельма.

Наскоро пролистав громоздкий альманах, я с сожалением поняла, что там нет глав о том, как управляться с крыльями.

Вздохнув, я захлопнула книгу и закрыла глаза. Вернусь к чтению чуть позже, пока голова путается.

В дверь постучали.

— Открыто! — возвестила я.

Внутрь комнатки робко просунулась голова Мерципен.

— Госпожа Тейселен, — пропищала юная помощница, — вас ожидают в общей столовой. Для вечерней напутственной речи. Без вас мы не начнем.

Вечерняя напутственная речь?

Серьезно?

Ох, я сейчас должна предстать перед всеми ученицами и преподавателями речи и вещать им что-то высокодуховное?

На меня смотрели почти тридцать пар глаз.

В основном воодушевленно. Но в некоторых взглядах читалась обреченность.

Видимо, не всем напутственные речи Тейселен казались вдохновляющими.

Я обвела задумчивым взором свою паству.

Девушки и девочки разместились в веселенькой круглой столовой за четырьмя длинными столами.

Как я навскидку поняла — за тремя сидели воспитанницы, за четвертым — преподавательницы и мои помощницы.

Девчушек рассадили вместе по возрастным группам.

Мелких феечек было меньше всего, я насчитала пятерых. Средняя группа — восемь человек, и стол с самыми старшими ученицами вмещал семерых девушек. Не так уж их и много. Надеюсь, это все воспитанницы, а не один из трех факультетов, допустим.

Молчание затянулось. Не только девицы, но и помощницы начали недоуменно переглядываться.

А я сделала лицо зефирным кирпичом. То бишь, изобразила невозмутимость.

И чем я должна напутствовать три десятка благородных девиц перед едой?

В голову лезла нетленка типа: “Тщательно пережевывая пищу, ты помогаешь обществу” и “Когда я ем — глух и нем”.

А, или еще, помнится, в школьной столовой у моих детей плакат висел: “Нет ни бабушек, ни мам, убирай посуду сам”.

Елки зеленые, чего от меня ждут-то? Или я не о еде должна напутствовать, а настроить на благочестивый сон?