Книга Отряд, страница 47 – Елена Зикевская

Я не мог пройти этот блок.

Пока не мог.

Зато медленно, но верно приходил в норму. Чувствовал я себя отвратительно: тело абсолютно отказывалось подчиняться, сознание путалось, постоянно опрокидываясь в полусон-полубред, я не мог говорить, шевелиться, даже зрение сфокусировать. В моменты пробуждений надо мной иногда появлялось светлое пятно в тёмном ореоле и раздавались какие-то звуки. Но я не мог понять, что это. Изредка возникали другие пятна и звуки, но все они оставались неопознанными, словно я смотрел на происходящее из-за толстой стеклянной стены. Мне не хотелось, чтобы кто-то проникал за эту стену. Но даже за такой защитой не покидало непонятное беспокойство.

Неизвестно, сколько времени продолжалось это безумие, но в один прекрасный момент пятно обрело чёткость, превращаясь в красное лицо с мясистым носом и старомодными очками, и я услышал воркотливый голос.

— С возвращением, голубчик. Ах, и заставил ты старого доктора поработать. Как себя чувствуешь, дорогой?

Я рассматривал лицо, не зная, что ответить. Просто не понимал, что мне говорят. К тому же язык, как и тело, отказывался повиноваться. Даже перевести взгляд получалось с трудом. А ещё я не помнил — кто я. Зато из глубин памяти вдруг всплыло смешное имя.

Шафран. Шафран Абрамович Розенбаум.

Имя ударилось о стеклянную стену в голове, но не уплыло обратно. Следом за ним всплывали всё новые слова и понятия. Они беспорядочно толпились, и я понял, что очень важно выстроить их в чёткую систему.

Доктор поднёс руки к моему лицу, оттянул пальцами веки, посветил в глаза, исчез из поля зрения, появился снова.

— Ты в больнице, голубчик. Уже неделю. Я — твой лечащий доктор, Шафран Абрамович. Отдыхай, голубчик. Теперь всё пойдёт намного быстрее.

* * *

Старый доктор оказался прав. Я всё больше и больше времени проводил в сознании. Молчаливые санитары по очереди делали мне массаж, утыкивали тонкими длинными иголками, кормили, мыли и проводили много незнакомых и непонятных процедур. Особенный эффект я чувствовал после массажа и иголок: появлялось странное и приятное ощущение, что весь организм гудит, как кабель под напряжением, к этому добавлялась удивительная лёгкость, и казалось, что ещё чуть-чуть — и я взлечу, как летал, невидимый, во время комы. Тело пока не слушалось, самопроизвольно подёргивая конечностями, зато в голове прояснилось всё. Я вспомнил, кто я, как сюда попал и что со мной произошло. Единственными загадками оставались шлюп и моя дальнейшая судьба.

А ещё я решил играть по своим правилам и как можно дольше прикидываться, что ни о чём не подозреваю.

Это в моих интересах.

И наверняка скоро предстоит первый экзамен.

* * *

Они пришли через пару дней.

Один из санитаров как раз закончил с утренними процедурами, когда дверь палаты, куда меня перевели, открылась, явив Шафрана Абрамыча. Доктор быстро и деловито подошёл ко мне, осмотрел лицо, глаза, постучал по локтям и коленкам, удовлетворённо хмыкая на ответные подёргивания конечностей, и безапелляционно заявил.

— Поздравляю, голубчик. Ещё дней десять — и ты в строю.

Какой строй? Он о чём? Руки-ноги только-только на команды мозга реагировать начали, говорить до сих пор не могу.

— Ах, совсем забыл, — Розенбаум коснулся лба двумя пальцами. — К тебе гости. У тебя наверняка полно вопросов. Они тебе всё объяснят.