Книга Рассвет с Рыцарем-Волком, страница 154 – Элис Кова

— Зачем это было нужно? — спрашивает он, так же лениво, как и улыбка, скользнувшая по его губам.

— Потому что я могла — потому что скоро не смогу.

Улыбка исчезает. Его выражение лица становится серьезным.

— Что бы ни случилось, знай, что я люблю тебя.

— Пока ты не забываешь об этом. — Я ищу его взгляд, пытаясь найти хоть малейший след сомнения. Это беспокойство. Страх. Но не сомнение. Меня успокаивает его отсутствие.

— Я найду способ снова прийти к тебе. Мы уже обсуждали это ранее. Мы сделаем это снова. — Его убежденность скорее беспокоит, чем успокаивает. Раньше Эвандер приносил облегчение, забавлял, вызывал легкий интерес, который мог стать чем-то большим, но меня не слишком беспокоила мысль о том, развивается он или нет.

Теперь он — все.

— Давай сосредоточимся на том, чтобы оставаться в безопасности и сбежать. Как только нам это удастся, у нас будет остаток жизни, чтобы наслаждаться тем, что мы вместе. — Я натягиваю улыбку, как для себя, так и для него.

Эвандер отпускает мою руку, и мы снова начинаем идти вместе.

— Вот что произойдет, когда мы прибудем в Ден, и что тебе нужно будет сделать…

Мы проводим чуть меньше получаса, гуляя и обсуждая все планы. Я репетирую реплики и запоминаю их. Затем он возвращается в форму лыкина, чтобы наверстать упущенное время. Последние полчаса, пока мы мчимся по раскисшим лугам, мой разум пуст, как туман, который вечно оседает на земле лыкинов. Чем дальше на северо-запад, тем гуще становится туман, настолько, что, наверное, Эвандер ориентируется по памяти, магии и чувствам лыкинов, потому что я не вижу ничего дальше своей руки перед лицом.

Он предупредил меня, что чем дальше на север, тем гуще становится туман на равнинах. Но я не ожидала, что он будет настолько сильным. Мы могли вот-вот сорваться с обрыва в море, и я бы не узнал об этом, пока мы не оказались бы в свободном падении.

И это особенно удивительно, когда туман, словно по волшебству, возникает из ниоткуда. Глубокий вдох, и ощущение замкнутого пространства, вызванное плотными облаками, исчезает, а лучи солнца согревают мои плечи, охлажденные во время поездки. Даже при солнечном свете мои зубы почти стучат. Мы находимся достаточно далеко на севере, где даже днем не удавалось избавиться от пронизывающего холода, опустившийся на землю за ночь.

В углублении долины окаменел лес. Большие корявые деревья, каждое из которых размером с могучее красное дерево, которое я почитала в детстве, укрывают родовой дом лыкинов ветвями с блестящими серебристыми листьями. Протянув руку, я прижимаю ладонь к коре одного из деревьев, когда мы проходим мимо. Она гладкая, как полированный речной камень, прохладная, как хрусталь. Хотя оно выглядит и ощущается как скульптура, под моей рукой оно гудит, как настоящее, живое дерево. Они вдыхают солнечный свет и хрустящий прохладный воздух и выдыхают жизнь.

Под их прохладной тенью находится то, что можно назвать городом. Большинство строений — палатки, лишь несколько постоянных коллективных домов и зданий. Я узнаю некоторые палатки, которые я видела, когда мы были на равнине. Ошеломляющие строения веревок и брезента — практически усадьбы, сделанные целиком из натянутой ткани.

Те сооружения, которые являются постоянными, не соответствуют друг другу, надстроены и явно построены разными руками в разное время. Каменные здания, поросшие мхом, с одной стороны разрушаются, с другой — обрастают новыми пристройками из дерева, настолько свежего, что оно еще пахнет. Некоторые здания больше похожи на коридоры, змеящиеся вокруг деревьев, — комната за комнатой, пристроенные к ним.