Книга Фронтовой дневник княжны-попаданки, страница 26 – Валентин Денисов

Но еще больше я хочу оказать ему медицинскую помощь! Что, собственно говоря, и делаю.

Резким движением протягиваю руку князю за спину и хватаю его больную руку мертвой хваткой. И, несмотря на боль, которую я причиняю ему своим действием, я не собираюсь его отпускать!

— Да что же вы делаете? — не стесняясь, кричит на меня Владимир Георгиевич. — Отпустите меня!

Держу его руку и сжимаю ее так сильно, что даже костяшки моих пальцев становятся белыми. Но я прекрасно понимаю, что, если отпущу, князь ни за что не позволит мне его осмотреть.

— Я по-хорошему просила вас дать мне руку. Теперь сами себя вините в боли, а не меня, — бросаю в ответ и тяну его руку к себе, но он сопротивляется. — Дайте… уже… вас… осмотреть!

— Ай, Бог с вами! Смотрите! — все же сдается. Но что-то подсказывает, что дело вовсе не в моей настойчивости.

— Серьезно? — с подозрением смотрю на него. — В таком случае, расслабьте руку и дайте мне снять вашу повязку.

Удивительно, но князь Тукачев без колебания протягивает мне руку и даже сам поддевает конец салфетки. И это очень подозрительно.

— И надо было вам сопротивляться, князь, — разматывая повязку, хмыкаю я. — Мне ведь нет нужды плохо вам делать. Осмотрю, обработаю и отпущу. А если рана действительно небольшая, то и вовсе отстану от вас.

— Может быть и не такая она маленькая, как я думал, — задумчиво произносит Владимир Георгиевич. — Может быть и нужно вам присмотреть, чтобы со мной ничего дурного не случилось…

— С чего это вдруг такая перемена? — поднимаю взгляд и вижу, что князь глаз от меня не отводит. Любуется. Словно только сейчас красоту мою разглядел.

— А я, может быть, только сейчас понял, что и вправду руки у вас волшебные, — смотрит прямо в глаза и в его взгляде вижу самый настоящий интерес. — Вы ведь, как схватили меня, больно стало до невозможности. А потом раз, и прошло.

— Как прошло? — только теперь до меня доходит, какую ошибку я совершила в порыве спора. — Не могло пройти. Не должно было пройти…

Начинаю активнее разбинтовывать руку, прислушиваясь к собственным ощущениям. Но покалывания на кончиках пальцев не чувствую. Да и прежде не чувствовала. Значит не было вовсе никакой магии.

— Серьезно вам говорю, не болит больше, — не останавливается князь. — А ведь болело. И до вашего касания болело. А теперь и вовсе прошло.

— Это вам, князь, кажется все, — произношу я, но на самом деле просто хочу успокоить саму себя. — Рана-то глубокая была?

— Не сильно глубокая, — отвечает то, на что я искренне надеялась. — А как вас звать-то, красавица? Должен же я знать, кого за помощь благодарить.

— Анастасия Павловна, — отвечаю резко и сдергиваю чуть прилипшую повязку. И, конечно же, ничего под ней не нахожу. — Стырская я… — заканчиваю представляться в полной задумчивости.

В голову сразу приходить мысль, что нужно бежать, прятаться. Не могу вспомнить, в какие века ведьм сжигали на костре, но не сомневаюсь, что в императорской России их тоже не любили. А меня сейчас только за ведьму принять и можно.

— Вот те на! — произносит князь Тукачев, наверняка не ожидавший увидеть идеально гладкую кожу без малейшего пореза. — Прав был Серафим Степанович. Мази-то действительно чудотворные! Увижу — поблагодарю его.

— Не надо никого благодарить, — вырывается у меня, но я тут же замолкаю. Ведь мои слова могут оказаться восприняты неправильно. — Это ведь наш долг! Мы должны оберегать здоровье наших защитников.