Книга Изгнанная жена дракона. Хозяйка лавки «Сладкие булочки», страница 11 – Адриана Дари, Светлана Томская

– Настоящий непоседа, – смеется Лети, крепче прижимая его, чтобы не вывернулся. – У моего младшего братишки такой же характер. Вечно в движении.

Она начинает напевать что-то тихое и мелодичное, и Дэйрон затихает, прислушиваясь к незнакомому голосу. Это дает мне возможность быстро закончить с обтиранием, а потом и пеленанием.

Удивительно… Вот вроде было уже почти два года назад, а голова все равно помнит. Руки Алтеи хоть и не приспособлены ни к чему, серьезнее, чем вышивка, с пеленанием всё же справляются несмотря на протесты Дэйрона.

Беру сверток на руки и прижимаю к себе. Малыш, почувствовав скованность пеленок и уютное тепло рук, быстро затихает, но почти до самого последнего мгновения бодрствования гулит и лопочет.

Лети помогает собрать использованные пеленки и убрать их подальше. Она присаживается на лавку рядом и, как я, откидывается на спинку.

– Спасибо, – устало произношу я. – Без тебя это было бы сложно.

– Пустяки, – отмахивается она. – Мы, беглянки, должны держаться вместе. Тем более с таким маленьким.

Карета мерно покачивается и поскрипывает, сумрачное пространство перед нами рассекают, как тонким скальпелем, лучи солнца, проникающие сквозь щели в досках.

После всех нервов и бессонной ночи тянет спать.

Мотаю головой, пытаясь прогнать сонливость, но выходит плохо.

– Далеко направляешься? – решается нарушить молчание Лети.

– В Бравален, – отвечаю после секундного колебания, припоминая, что сказал возница. – А ты?

– На повороте на Соргот слезу. А там до него недалеко пешком.

Мы снова погружаемся в молчание. И снова не выдерживает первой Лети:

– Он опять напился и избил. Только в этот раз я поняла, что дальше терпеть – только разве в могилу сведет, – с жуткой, пробирающей до костей тоской произносит она. – Я давно думала сбежать, да некуда было. А тут бабка двоюродная весточку прислала. Досмотреть ее надо бы. Да лавку ее.

– Что за лавка? – спрашиваю я, чтобы, во-первых, поддержать разговор, а главное, чтобы Лети не начала расспрашивать меня о том, что со мной случилось.

– О! – восклицает Лети. – У неё самая настоящая пекарня, и даже больше, чем пекарня. Она известна на всю округу. Даже из соседних посёлков приезжают по праздникам, чтобы купить её булочки и пирожные.

Лети говорит об этом с гордостью. Но тут же сникает.

– Ну, по крайней мере, раньше было так. А сейчас бабушка Фрида стала совсем немощная. И ей нужна помощница. Вот я и подумала: с одной стороны, мне некуда деваться, а с другой – место надёжнее не найти. Она ведь мне не родная бабушка, а двоюродная, и мой муж не знает, где она живет. Значит, и не найдёт.

Дорога пошла не очень. И Лети замолкает из опасения прикусить язык. То ли наледь, то ли разбитая грязь замерзла ухабами. Свертки, коробки, другие посылки подпрыгивают на кочках. Трясет.

– Долго не решалась, ведь муж-то по-хорошему отпускать и не собирался, – продолжает Лети. Похоже, ей надо было кому-то выговориться, понять, что ее никто не винит. – А тут, – она впервые всхлипывает, отворачивается. – Еле поднялась. Он-то уже спал. А я краюшку хлеба, фляжку с водой, документы в сумку – и бежать. Знала, что дядька Шнаур сегодня на почтовой карете.

Она замолкает и ждет моей реакции.

Что мне ей сказать? Что она молодец, что вовремя сбежала? Так я даже не знаю, как здесь относятся к сбежавшим женам. Что, если их ждет слишком жестокое наказание?