Книга Дареная истинная. Хозяйка лавки «С огоньком», страница 117 – Адриана Дари

Я встаю и делаю шаг от него, сжав руку и пряча ее за спину.

— Я так полагаю, вам все равно, по какому поводу на меня ругаться? — спрашиваю я.

Роувард замирает, а потом одним резким движением оказывается рядом, перехватывая запястье с порезанной рукой. Его взгляд на мгновение вспыхивает новым негодованием, переходящим в беспокойство, а потом перескакивает на мое лицо.

— Я не… ругаюсь, — произносит дракон. — Мне не нравится, что тебе больно.

— А рычать на меня нравится? Я вообще не понимаю, что происходит, Роувард, — не разжимая кулака, говорю я. — То ты признаешься, как будто начинаешь доверять и даже что-то… большее, — кажется, краснею от смущения, когда признаюсь в своих мыслях, — то потом совсем перестаешь общаться и ни с того и с сего ругаешься.

Взгляд Роуварда смягчается, в нем проскальзывает даже что-то похожее на улыбку:

— Мне нравится, когда ты обращаешься ко мне на ты, — вибрирующий баритон словно окутывает меня, проникает сквозь все слои кожи и мышц в самую глубину тела. — Даже когда возмущаешься.

Дракон подносит к себе мою руку, аккуратно разгибает пальцы и рассматривает порез.

— А я не люблю, когда на меня игнорируют и на меня рычат, — возражаю я и пытаюсь снова сжать кулак, но Роувард не дает. — А еще, когда не знаю, чего ожидать.

— А что ты любишь? — внезапно спрашивает он.

Пока я удивленно распахиваю глаза, не зная, что ответить, Роувард вкладывает мне в руку какой-то кристалл, который начинает разогреваться, а пульсирующая боль от пореза уходит.

— Рина захватила для меня лечащий артефакт вместо той мази, — произносит дракон. — Оставь его у себя, но я запрещаю тебе пользоваться той формой.

Во мне борется упрямство на грани “на зло мамке отморожу уши” с желанием отдать ему этот кристалл, с благодарностью. Ему он тоже нужен — с ним не так больно идет заживление.

— Вы правда считаете, что запрещая мне что-то, делаете лучше? Сколько бы вы ни запрещали мне общаться с мэром, он все равно находит способ заставить меня. Вы запретили мне выходить из дома без разрешения, и я теперь даже просто погулять не могу…

— Да-да, я запретил тебе открывать дверь и… сам за это поплатился, — в глазах Роуварда прыгают уже смешинки. — Давай все же вернемся к “ты” и называй меня Вард.

Не пойму, что меня больше удивляет: то, что после этих нескольких дней молчания Роувард внезапно сделал еще один шаг мне навстречу, или то, что он пришел раздраженный и злой, а теперь смеется и вырисовывает узоры большим пальцем на тыльной стороне моей ладони, в которой зажат артефакт.

— Я опять не понимаю… тебя, — сдаюсь я. — А переводчика с драконьего тут нет.

Вард усмехается, садится, и я снова оказываюсь у него на коленях.

— Мне недоступен сейчас драконий, увы, — спокойно рассказывает он. — А вот ты стала, похоже, знаменитостью в Хельфьорде. Рина с Фридером сегодня ушли в город, Улька отпросилась, поэтому всем десяти пришедшим за твоими свечами горожанам пришлось открывать мне. А ведь я искренне пытался вникнуть в план мануфактуры: тот, что сделали мы с Фридером, и тот, что получился по сообщениям Руди, отличаются.

Ох… Так вот, почему он был такой злой!

— А вот нечего было мне запрещать, — фыркаю я.

— Не скажу, что я жалею. Так у меня есть больше уверенности в том, что ты под защитой, — произносит Вард, пропуская между пальцев прядь моих волос. — Но с твоим увлечением что-то надо делать.