Книга NeuroSoul Том 2., страница 76 – Данила Скит

— Мама! — вдруг услышала она за спиной громкий зов Андрея. Сын впервые назвал ее так. Мама… Этого хватило, чтобы Нэнсис остановилась. Остановилась и резко повернулась к нему, готовая порхнуть к своему дитя, забыв долгие годы боли. — Прости меня. Я тебя люблю.

Двинув крыльями, Нэнсис упала к сыну, оказавшись перед ним на коленях. Она раскрыла объятья, прижав сильными механическими руками Андрей к себе, он ответил, положив ладони ей на плечи. «Прости», — снова сказал он, на этот раз шепотом, чувствуя, как катится слеза из ее единственного живого глаза, которым она могла плакать.

Кожа его стала мокрой от соленых слез, когда их щеки соприкоснулись. Нэнсис была холодной, как все дроиды. Впервые в жизни для Андрея это не имело никакого значения. Он догнал ее, догнал. На это потребовалось целых пятнадцать лет.

— Мой глупый наивный мальчик… — шептала Нэнсис, крепко прижимая Андрея к себе. Она больше не намерена была отпускать. Наконец-то он сам пришел к ней, он сказал ей слова, о которых она и мечтать не могла, она имеет на это полное право.

Нэнсис прижала сына к себе так крепко, что их сердца соприкоснулись. Лицо Андрея оказалось по ту сторону защиты — он задрал высоко свой взгляд, минуя спасительный покров крыльев, ведь они были устремлены вперед и защищали его тело вместе с Нэнсис, но совсем не голову. Андрей легонько дернулся, и тут же перестал сопротивляться. Придя сюда, он уже знал, что должен будет заплатить самую высокую цену. Отдать все, что у него было. А что может быть дороже жизни? Нэнсис обнимала его, и объятья ее были стальными. Он никогда и не знал других. Теплых, из плоти и крови, какие имеют все остальные матери. Удивительно, он и не хотел других. Тех, что обжигают своей горячей любовью и пахнут молоком и домом. Раньше хотел, а сейчас совсем нет. Андрею нужны были именно такие — холодные, из металла и нановолокна. Ровно такие, какие он заслужил.

— Я прощаю тебя, — успел он услышать последние слова матери перед тем, как умереть.

Андрей глядел вверх, широко распахнув взгляд и глотку и чувствовал, как его пожирает Полет Миражей. В его глазах уже начал проявляться космос — чернеть белки, превращаясь в бездонные. Скоро на них появятся белые пятнышки, словно небесный Млечный Путь. Его разум еще ощущал объятья матери, когда тело начало сохнуть и истончаться.

Нэнсис держала крепко. Так крепко, что могла сломать ему ребра. Люди такие хрупкие… они созданы такими, чтобы попасть в рай. Свой она потеряла только что. Та красная черта, что переступил Андрей — была ее чертой, за которой уже нет возврата. Нэнсис сжимала в стальных тисках собственного сына, стремительно превращающегося в мумию и чувствовала, как окончательно лишается рая. Андрей больше никогда не заплачет, не сотрет с пухлых щек слезы маленькими ладошками и не убежит от нее. Он останется здесь. Навсегда.

Когда его обступили тени, он снова попытался бежать. Поднять бы камень с земли и бросить, да руки не слушались. Особенно правая, с зияющей раной от локтя и запястья, которую он не чувствовал вместе с рукой. У левой руки не двигались только пальцы, на плечах околела шея, а на голове — уши. Все остальное худо-бедно работало, только убежать все равно не было шансов. Он топчется на месте и не может сделать ни шага. Тени же стремительны, как дым, который они накурили невидимыми ртами. То, что у них не было ртов еще совсем ничего не значило. Они точно высасывают жизнь у всех, к кому прикасаются. Дэвид хорошо помнил, как в прошлый так погибла красивая разноцветная рыбешка. У нее блестела чешуя и пестрели большие круги на скользких от рыбьей слизи боках. Он поднял ее из воды и бросил в тень. Самую большую, самую злющую и самую наглую. Ту, которая молчала все время, а потом начала угрожать и гнаться за ним по пятам. Она-то и высосала из рыбы всю жизнь, сделав мертвой и серой. У бедной рыбехи даже бока стали блеклыми и неприметными — вот насколько они умеют лишать жизни.