Книга Щит, страница 101 – Дж. С. Андрижески

— Так с чего мы начнём? — спросила я у Тарси.

Тарси протянула руку.

Как только она распрямила пальцы, я…

***

…оказываюсь в каком-то другом месте.

Я стою в поле.

Оно такое неподвижное и умиротворённое, что я поражена, почти ошеломлена безмятежной красотой этого уединения. Наверное, я ожидала жестокости.

Сцен войны, воплей или криков людей.

Вместо этого сквозь облака пробивается поразительно яркое солнце, почти сине-белое по цвету.

Я одна. Горы поднимаются высокими стенами, со всех сторон окружая место, где я стою. Высокие травы колышутся у моих бёдер, плывя вниз по холму и вокруг озера столь бледного, что оно кажется ледяным. Над озером более зазубренные и покрытые снегом вершины разрезают горизонт.

Я узнаю это место, но не знаю, почему.

Мир здесь ощущается иным.

Он более живой. Или, может быть, менее разрушенный в каком-то отношении.

Крики нарушают тишину. Ветер наполняется темным хлопаньем птичьих крыльев — я никогда столько не видела в одном месте. Они поднимаются как облако, темной спиралью, которая изгибается в синем небе. Я прикрываю глаза рукой, чтобы иметь возможность понаблюдать, как они изменяют направление синхронным биением коротких крыльев. Секунды спустя дерево возле меня наполняется ими. Они усеивают ветки как маленькие стражи, воркуя друг с другом и чирикая, мелькая между ветками.

Пчелы опыляют дикие цветы среди травы, которая доходит мне до бёдер. Я вижу тех обросших, похожих на осликов лошадей, которых пожилые люди называют кулан. Они стоят кучками, покачивая головами на ветру. Затем, среди всей этой умиротворённости и безмятежности…

Я слышу крик.

Я тут же приседаю к земле.

Я где-то в другом месте, глубоко в темно-зелёном лесу. Он отличается от леса, который я мельком видела с того травянистого холма под сине-белым солнцем.

Густые деревья смыкаются вокруг меня, блокируя свет, оставляя его приглушенным, как в кафедральном соборе. Замшелые камни усеивают покатую землю. Я задаюсь вопросом, нахожусь ли я все ещё в Азии, но это кажется неправильным.

Я все ещё гадаю, где же я, как это связано с тем, где я находилась мгновением раньше, когда тишина нарушается очередным воплем.

— Взять его!

Гибкая фигура бежит мимо меня по покатому лесному склону, с возгласом перепрыгивая через упавший ствол. ещё больше фигур бегут мимо; они проносятся по холму неровным строем, как волки, сломя голову устремляясь вниз и крича.

Они — дети.

— Обгоняй его, Стами! Не позволяй ему удрать слишком далеко вперёд!

Хозяин этого голоса стоит надо мной на том же холме, ближе, чем я думала, пока его слова не заставили меня резко поднять взгляд к его высокому месту на вершине серого булыжника. Его круглые щеки и розовые губы принадлежат кому-то лет двадцати, но его грудь уже напоминает бочку, а его ладони такие огромные, что могли бы закрыть все моё лицо. Хоть его глаза и черты лица смутно напоминают азиата, его волосы белые как мел, а радужки глубокого чёрного цвета.

Он слишком крупный для своего возраста, думаю я.

С ним что-то не так.

— Обгоняй его! — кричит он. — Стами! Не позволяй ему добраться до тех колючек!

Я вижу их добычу, когда прослеживаю за его взглядом. Будучи темнее деревьев, эта маленькая фигурка проворно движется, снуёт меж деревьев как олень. Он бежит тихо, но полностью отдаётся процессу, вся его сущность сосредоточена, дыхание словно задержано. В отличие от других детей он босой. Его кожа смуглая. Черные волосы липнут к вспотевшей голове.