Книга Ревик, страница 83 – Дж. С. Андрижески

Он думал, что такие дни для него закончились.

И всё же он редко ставил под вопрос тот факт, что сейчас он этим и занимался.

Дигойз знал, что отчасти дело в логике.

Эта логика была относительно простой.

Он следовал за Галейтом, потому что верил в него.

Он верил в то, что Галейт хотел сделать для мира. Что более важно, он верил в то, что Галейт хотел сделать для людей Дигойза. Он верил в порядок, который Галейт внедрял в человеческом мире, вводя структуру и подобие рациональности в то, что было хаосом и безумием на протяжении исторического периода до конца Второй Мировой Войны.

Галейт в одиночку остановил массовые убийства видящих в Азии.

Это достижение не приписывалось ему и никогда не будет приписано (по его выбору и по соображениям безопасности), но Дигойз знал правду. Он видел, как это происходило. Он сам убедился, что это правда.

Он даже немного поучаствовал в этом.

В последующие годы Ревик только и делал, что сражался ради этой единственной цели.

Мир. Мир и свобода для его народа.

Делая так, он знал без единой капли сомнения, что он сам был силой добра в этом мире. Он мог лажать в личной жизни, в личных решениях и ошибках, в дерьмовых отношениях, проблемах с наркотой и всем остальным… но пока он следовал за этим мужчиной, пока он работал на его людей, чаша весов всегда будет склоняться в его сторону.

Пока Ревик оставался верен Организации, он не сомневался в своём предназначении.

Он не сомневался в самом смысле своей жизни.

Но теперь, глядя через балконные двери на залитые алкоголем полы номера с двумя спальнями, Дигойз поймал себя на том, что сомневается в этой цели.

Он усомнился в этом, возможно, впервые с тех пор, как Галейт вытащил его из нацистской тюрьмы в Берлине за три дня до того, как СС обезглавило бы его.

Он ощущал это сомнение как осязаемую, материальную вещь.

Он чувствовал, что давится этим сомнением.

— Дигойз, — голос Галейта, его свет, всё его присутствие изменилось. Его слова сделались нежными, почти мягкими. — Мой друг. Мой дражайший друг… ты мучаешь себя.

— Я прошу прощения, Отец, — сморгнув слёзы, он сердито вытер лицо основанием ладони. Он бездумно использовал вежливое обращение, даже не услышав перемену в собственном голосе. — …Я сожалею.

— Не извиняйся, друг мой, — твёрдо сказал Галейт. — Не надо. Я умоляю тебя, не вини себя в этом. Это не твоя вина.

Дигойз издал сдавленный смешок.

— Серьёзно? Тогда чья же это вина?

Последовало напряжённое молчание.

Затем в голосе другого мужчины впервые за их беседу прозвучала злость, настоящая злость.

— Я считаю, что с тобой играют, друг мой, — холодно сказал Галейт. — Я считаю, что с тобой намеренно играют. Более того, я верю, что на сей раз это не просто садистская игра. Я верю, что это может быть настоящей попыткой вербовки.

Дигойз посмотрел на реку, чувствуя, как что-то в его груди сжимается.

Он вспомнил, как та женщина сказала, что он должен покинуть Организацию.

Она непреклонно настаивала, что он не может оставаться с ними, если хочет прожить ту жизнь, что суждена ему. И если он хочет построить те отношения, что суждены ему с её дочерью.

Она утверждала, что её дочь будет Мостом.

Бл*дским Мостом.

Должно быть, она знала, что это имя значило для него.

Конечно, это имя кое-что значило для большинства видящих, но эта женщина называла себя настоящей провидицей. Более того, она утверждала, что знает его. Если это правда, то она знала, что Мифы для него важны. Она знала, что он посвятил всю свою жизнь тому, чтобы заложить фундамент для пришествия Моста.