Книга Мост, страница 303 – Дж. С. Андрижески

Ребёнок (о боги, она такая очаровательная, каждый раз, когда я смотрю на неё, я вижу Ревика, и мне просто хочется сжать её, и это самое душераздирающе красивое чувство на свете) был внутри, в защищённой ОБЭ кроватке.

Свет нашей дочери был привязан к конструкции — не только над башнями Госсетт, но и над Манхэттеном. Я чувствовала, что Ревик тоже втянут в эту конструкцию… и Касс, и даже Мэйгар, вероятно, с тех пор, как он был пленником в Южной Америке.

Странно, но я не чувствовала ни Касс, ни Териана в качестве столпов — только Мэйгара и ребёнка.

Я чувствовала Ревика значительно отчётливее, чем любого из них, вероятно, из-за экспоненциально более развитых структур, которыми он обладал, и его гораздо более высоких «фактических» баллов за телекинез.

Они каким-то образом использовали эти структуры как связующее звено между Барьером и физическим миром, что имело смысл, поскольку Ревик однажды сказал мне, что элерианец сам по себе уже является связующим звеном между Барьером и физическим миром.

Он сказал, что это и есть наше главное предназначение.

Так что да, Ревик был скрытым звеном, тем самым, которое он, Врег и Балидор так старались найти.

Всё это имело смысл. Я знала, что Ревика это взбесит до чёртиков, но всё это имело смысл.

Это тоже могло подождать, по крайней мере, сейчас.

Менлим держал Ревика в подвале, а мы находились наверху с ребёнком. Мы нейтрализовали Касс (слава богам), и теперь нам оставалось иметь дело только с Тенью и остальными. Так что теперь первоочередной задачей было вытащить Ревика, Мэйгара, Джона, Врега и остальных отсюда целыми и невредимыми, пока Балидор не решил взорвать здание вместе с нами.

Так что да. Вздох.

Я вроде как зациклилась на этом, не так ли?

Я уже говорила, что чувствовала себя довольно странно?

Было странно продолжать называть её «ребёнок».

Я не знала, как её ещё называть, и даже не знала, стоит ли придумывать прозвища… без Ревика, я имею в виду. Конечно, мне определённо придётся подождать Ревика, прежде чем придумывать какое-либо «официальное» имя, но даже выдумывание прозвища казалось странным, когда он там внизу, имеет дело с заклятым врагом своего детства.

Может быть, теперь я смогу называть её «мишкой»^[8], как это сделал Варлан, когда впервые взглянул на неё. Или, может быть, я могла бы спросить у Чандрэ, как звучит слово «ребёнок» на арабском или хинди… или на прекси?

А, погодите. Я это знала.

Lilai’i — это ребёнок на прекси.

Я вспомнила, что Ревик использовал это слово, когда говорил о Сиккиме. Он был расстроен, рассказывая обо всех lilai’i, которых он видел, об их несчастных черепах и костях, сломанных и сожжённых на земле, и о том, как это было ужасно.

Это была наша первая брачная ночь.

На какое-то время в ту ночь он был опустошён тем, что сделал, будучи мальчиком-телекинетиком, который был прикован цепями на протяжении ста лет. Мы оба находились под кайфом от сумасшедших свадебных тортиков Тарси, и Ревик очень расстроился и загрустил, рассказывая мне о Сиккиме. Тогда он думал, что помогает этим детям — спасает их от пожизненной боли.

Освобождает их.

Это был акт любви, хотя и ошибочный.

Итак… Lilai’i? Или, может быть, просто Lilai.

Это не должно его обеспокоить, во всяком случае, как временное прозвище чисто из целесообразности. Ну, то есть, после определённого момента становилось странно называть своего собственного ребёнка «ребёнок», не так ли? Хотя, наверное, я всё равно это делала, только на другом языке. И всё же, это по-другому.