Книга Мост, страница 344 – Дж. С. Андрижески

Я чувствовала его и раньше, когда он думал, что я умерла… и раньше, когда я была живой, но не самой собой, и даже раньше, когда я всё ещё лежала без сознания в Сан-Франциско.

Где-то во всём этом Ревик дал мне почувствовать ту ночь, когда появился у двери Джона.

Он позволил мне увидеть, насколько он был пьян, насколько отчаялся — как чертовски отчаянно он скучал по мне. Джон казался ему единственной связью со мной, которая у него осталась. Он также был сильно зол на Джона. Он винил его, ненавидел себя за то, что винил его, и я уловила ту его часть, которой было на всё наплевать, которая просто хотела, чтобы это прекратилось.

Чем больше Ревик показывал мне, тем больше мой свет хотел открыть его, желая узнать, желая почувствовать его, увидеть почти в реальном времени.

Я видела, как Ревик целовал Джона, видела, как Джон колебался между тем, чтобы воспротивиться ему и поцеловать в ответ, а потом всё же оттолкнул его. Я чувствовала, что Ревик пытается уговорить его, почти принуждая, желая… чего-то… чего угодно, лишь бы изменить это мёртвое чувство, чего угодно, лишь бы избежать возвращения в наш номер в одиночестве.

Я также чувствовала смятение Джона, его отвращение к себе, и всё, что я получила — это двух мужчин, которые горевали. Горевали, напивались, страдали и не могли справиться ни с одной из этих вещей.

Как только я почувствовала это, мои сомнения начали рассеиваться.

Вместе с этим пришла боль, но облегчение, которое я почувствовала, смыло и её тоже.

— Это не имеет значения, — сказала я, целуя его. — Это действительно не имеет значения, Ревик.

Где-то в глубине души я почувствовала, что он начинает в это верить.

Я почувствовала, как он начинает верить, что я действительно жива.

Я не понимала, что он плачет, пока не подняла глаза после того, как сняла рубашку с головы и рук. Потянувшись вверх, я сжала его волосы пальцами, обняв его крепче, когда Ревик поцеловал меня в губы, когда его руки закончили стягивать с меня штаны. Он застонал мне в шею, как только снял их, и его боль врезалась в меня, шокируя мой свет, затрудняя дыхание.

Образы снова поразили меня, но на этот раз я чувствовала в них любовь, что-то вроде импульсивной потребности поделиться со мной, желания, чтобы я ощутила каждую минуту, которую я пропустила с ним, всё, что он хотел и не мог разделить со мной, пока меня не было.

В некоторых из этих воспоминаний я чувствовала жар, боль и беспокойство, но там также жило нечто более молодое — одиночество, которое он сдерживал, отделяя от моего света. Я чувствовала, что он скучал по мне — больше, чем скучал по мне. Как одиноко ему было без меня, как крепко ему приходилось контролировать себя, чтобы скрыть это от других. Он потерял меня, но он потерял и всех своих друзей, хотя бы из-за своей неспособности справиться с собственным горем.

Я чувствовала его одиночество как физическую силу, пока Ревик ласкал мою кожу. Затем я тоже плакала, но уже шептала ему что-то, когда поцелуй прервался.

— Я люблю тебя, — говорила я ему. — Я люблю тебя. Так сильно. Мне очень жаль.

Его голос стал таким тихим, что я едва расслышала его.

— Мне очень жаль по поводу Джона. Боги, Элли, я так сожалею о том, что сделал. Я чертовски скучал по тебе, — его глаза заблестели. — Я думал, что сойду с ума, когда ты всё не просыпалась. Если бы не наш ребёнок…