Книга Мост, страница 40 – Дж. С. Андрижески

Рождество, когда Касс пришла к ним в слезах, а мама дала ей стеклянную кошечку с её именем; и та сияющая улыбка на лице Касс.

Он помнит, как Элли дралась в школе, помнит ту стаю засранцев, которая донимала её и не давала покоя; возглавлял их Микки, придурок, который, похоже, помешался на ней сразу же, как только увидел. Микки… Иисусе. Что стало с этим парнем? Он был старше её года на четыре.

Они все прикалывались над ним, потому что он брился.

Он же исчез в какой-то момент, так? Он переехал?

Прежде чем Джон успевает сообразить, прежде чем он успевает отсортировать образы трёхлетней Элли, ползающей по ковру и их матери в униформе почтальонки, моющей посуду и поющей на кухне, залитой счастьем, которое он лишь смутно помнит, которое всё ещё ранит и утешает его где-то в самой мягкой и уязвимой части его сердца, когда их отец ещё был здоров и работал на должности инженера в корпорации Иридиан; вот он подходит к их маме сзади и заставляет её восторженно взвизгнуть…

Джон стоит на песке.

Влажном песке.

Он смотрит вниз, в смятении, не понимая, как он здесь оказался.

Когда он моргает, песок не исчезает. Он мягко проседает под пальцами его ног.

Он сверкает белым светом под босыми ногами Джона. Этот песок мельче любого песка, который он когда-либо ощущал.

Он смотрит вверх. Его глаза, которые на самом деле не глаза, сосредотачиваются где-то вдалеке, может, на расстоянии нескольких сотен метров, может, на расстоянии всего десятков метров, а может, на расстоянии сотен миль… а может, на расстоянии нескольких сантиметров.

Массивное образование из камней возвышается из этого мелкого белого песка; стены этой скалы крутые, мраморно-зелёные, красные и чёрные. Волны бьются об основание скалы — волны мерцающего, золотистого океана, и выглядит всё так, будто кто-то уронил этот гигантский кусок зазубренной земли, деревьев и птиц и всего остального во впадину возле берега и оставил там.

Джон моргает, глядя на лес, примостившийся на вершине этого грубого, дикого с виду холма.

Там парят и кружат орлы.

Он видит ещё больше красочных птиц, тропических и абсурдных в сочетании с зазубренными поверхностями скал; и их золотисто-зелёные текстуры напоминают ему северное побережье Тихого океана дома. Здесь гнездятся морские птицы. Бакланы с их мерцающими зеленовато-чёрными перьями, тупики с красочными клювиками, чайки с таким ослепительно белым оперением, что Джону больно на них смотреть…

Над головой выгибается небо идеального кобальтово-синего оттенка.

Там клубятся облака, столь белые и высокие, что они выглядят ненастоящими вопреки клубам синего и золотого цвета, которые подсвечивают и затемняют их впадинки и выступы.

Весь пейзаж похож на дышащую, живую картину.

Джон никогда не видел ничего столь прекрасного, столь до предела переполненного жизнью.

Всё обладает присутствием. Всё и есть присутствие.

Всё живое — не только птицы и дельфины, которых он может видеть и чувствовать (последние прыгают и играют в приливе этих золотистых волн), но и каждая крупица песка, каждое пёрышко каждого крыла, каждая капелька воды и накатывающая волна, и дыхание ветра. Волны — это живой, струящийся солнечный свет, они кишат рыбой, блестящей бриллиантами.

Каждый покачивающийся зелёный листочек, каждая ветка, каждый камень, каждое облачко тумана от разбившейся белой пены…