Книга Мост, страница 52 – Дж. С. Андрижески

Он найдёт способ остаться, вытерпеть это.

Определённость живёт в нём, пока он повторяет эту мысль, противоречащую страху, тошноте, желанию бежать. Он не знает, как он остаётся, как он умудряется вообще находиться здесь, не сходя с ума, не блюя и не плача. Он бы предпочёл умереть, по-настоящему умереть, лишь бы не потеряться в этом месте. Каким-то образом эта мысль помогает ему обрести почву под ногами.

Он здесь не потеряется.

Он пришёл за Элли.

Мир вокруг него слегка смещается, плавно обретая очертания.

Разум Джона создаёт ландшафт, пытается понять, уложить его ощущения в контекст, в набор отсылок, понятных его сознательному разуму. Всё вокруг него ощущается как смерть, но его разум силится всё рассортировать, осмыслить, где это находится.

Постепенно проступают формы.

Эти формы становятся отчётливее по мере появления света.

Поначалу они ничего для него не значат. Размытые тёмные и светлые объекты, источающие эту высасывающую свет смерть, шепчущие ему во тьме, притягивающие его толстыми тросами. Спустя, казалось, бесконечный промежуток времени эти формы меняются, становятся знакомыми.

Он узнает главную улицу Сиртауна.

Он не видит её всю, не видит даже большую её часть. Слишком много дыма висит в воздухе, и невозможно видеть дальше, чем на три-четыре метра в любую сторону. Он не может различить горы, заснеженные вершины Гималаев, густые леса, папоротники и каменные образования, которые он помнит в той высокой местности. Здесь нет людей, нет живых растений, нет птиц.

Ближайшие к Джону деревья возвышаются почерневшими палками, всё ещё дымятся от недавнего пожара. Они угрожающе нависают над ним, окутанные низко стелющимся, желтовато-коричневым туманом.

Он идёт вверх по холму.

В поле зрения появляется лагерь Вэша, покрытый чёрным дымом.

Половина стены — вот и всё, что осталось от самого крупного жилого здания, некогда кольцом окружавшего монастырь Вэша. Рушащиеся кирпичи ещё держатся на земле, почерневшей от огня и пепла. Земля разворочена, усеяна дырами с илистой водой, костями и гниющими трупами там, где некогда были кустарники и трава. Каменные лавочки сделались серыми или чёрными, утратив белизну, покрылись сажей и опрокинулись; их ножки переломаны или раскрошились в пыль.

Мусор усеивает землю.

Пластиковые бутылки, шприцы, использованные презервативы, горящие бочки из-под нефтепродуктов, от которых в небо валит чёрный дым, обёртки от конфет, сигаретные окурки, использованные батарейки, разбитые устройства и ошейники сдерживания видящих, наполовину пустые консервные банки с гнилой едой, кишащие муравьями и опарышами. Мёртвые животные с опалённой шерстью и плотью перемежаются грязными подгузниками с фекалиями, гниющими кучками яиц, овощей, мяса…

Он старается не смотреть на это всё, не ощущать запахов.

Он не может избежать этого. Это повсюду вокруг него. Он не может прогнать удушающую тошноту; он давится ею, плывёт сквозь забитый дымом воздух. Здесь ему не нужно дышать, но он не может не вдыхать это; он не может отстраниться.

Он. Не. Уйдёт.

Эта мысль стабилизирует его, пусть и ненадолго.

Небо нависает низко и мрачно, отличаясь от неба в том кишащем жизнью раю белого песка и золотистого океана настолько, насколько это вообще возможно. Здесь он затерян внутри клубящегося дыма. Он чувствует нервирующее касание липких, спутанных щупалец, похожих на паутину, на нити слизи.