Онлайн книга «Страж»
|
Он даже не может больше чувствовать её, не сейчас, не внутри ограничительных щитов Совета, и часть его вибрирует, желая вернуться к ней так сильно, что он едва может сдерживать свои мысли, несмотря на ряд лиц, смотрящих на него сквозь тусклое пространство и ожидающих, когда он капитулирует. «Ты знал это, — напоминает ему Вэш, всё ещё выступая в качестве оратора от их коллектива. — Мы объяснили, что это часть её жизненного пути. С самого начала я объяснял это тебе, брат. Я предупреждал тебя о трудностях привязанности к ней. О необходимости позволить ей развить свою собственную свободную волю и проницательность по отношению к людям». Впервые его голос звучит жёстче, становясь явным предупреждением. «Ты не можешь препятствовать ей в этом. Мы этого не допустим. Она находится среди людей не только для её защиты, брат. Это упражнение в обучении, в котором её родители очень детально проинструктировали нас. Этот аспект её жизни в человеческом обществе в некотором смысле даже важнее, чем необходимость защищать её, а также необходимость скрывать её от видящих, которые также могли бы эксплуатировать её и причинять ей вред». Ревик чувствует, как его сердце сильнее бьётся в груди, удушая его. Он знает, что это иллюзия. Его тело далеко. Близко, но очень далеко. Он не может почувствовать это по-настоящему. Он чертовски хорошо знает, что Вэш говорит не о людях, приёмных родителях Элисон. Они бы скорее отрубили бы себе руки, чем позволили этому случиться с их дочерью. Джон тоже бы так поступил, если уж на то пошло. И какая же раса превосходит другую в этом отношении? Эта мысль приводит его в ярость, нарастая в нём. Какая раса скармливает своих собственных детей волкам, и всё это ради какой-то высшей цели, которая ничего не значила бы для их дочери, узнай она истинный источник своей боли? Какая раса ставит абстрактную, мифическую чушь выше безопасности собственной крови? Которая забывает о сострадании к тем, кому они якобы служат? Какая раса игнорирует вполне реальную возможность психологических шрамов, травм на всю жизнь, серьёзной потери себя в том самом «почитаемом» существе, перед которым, как они все утверждают, отчитываются? Ревик не видит во всём этом ничего, кроме высокомерия. Эго. Высокомерие. Бредовая чушь. Символизм ничего не значит здесь, на Земле. Из всех людей Ревик знает это как никто другой; он знает это на личном опыте. Все эти философские размышления — худший вид пафосного дерьма, продукт кучки старых мудаков, которые потеряли связь с тем, что такое настоящая боль… «Может быть, и так, брат Дигойз, — говорит Вэш, его мысли мягки. — Но не тебе или мне решать это, мой друг». «Хрень собачья, — посылает Ревик, вторгаясь в мысли собеседника. — Хрень. Ты дал мне именно эту работу. Я мог бы остановить это. Чёрт возьми, ты мог бы остановить это… ты мог бы остановить это без меня. Ты притворяешься бессильным, но это не так. Её родителей здесь нет. Вы здесь. Я здесь. Но вы всё равно позволяете этому случиться. Как марионетки. Как безмозглые автоматы, лишённые каких-либо истинных чувств…» «Мы тоже служим высшей цели», — напоминает ему Вэш. Ревик подавляет желание сказать им, что они могут сделать для достижения своей высшей цели. Он уже знает, что это ни к чему хорошему не приведёт. |