Книга Виктория – значит Победа. Серебряной горы хозяйка, страница 38 – Салма Кальк

Я же сама более всего любила быть среди людей и при помощи людей решать разные вопросы. Договориться. Уговорить. Убедить. И — поговорить с болезненной откровенностью, о таком, о чём говорят редко, но метко. И иногда — поговорить на камеру или на публику.

Почему-то воспоминание сжало сердце. Наша студия, лампы светят, кресло, в котором я вела свою программу, столик между мной и гостем, логотип канала за моей спиной. «Вас приветствует Виктория Мирошникова»… и я никогда больше этого не скажу. Самое большое, что я здесь смогу — это командовать неким наследством, которое ещё как-то нужно обезопасить от конкурентов.

Стало трудно дышать, я попыталась вдохнуть полной грудью, раскрыв рот, но как будто мне что-то мешало. Легло на грудь и лицо, и давило, давило… нет уж, я не собираюсь умирать ещё раз, ни как Вика Мирошникова, ни как Викторьенн де ла Шуэтт.

И стоило мне только это понять, как давление тут же исчезло. Необыкновенная лёгкость переполняла меня, кажется — я сейчас подпрыгну и взлечу.

Я открыла глаза… и вскочила со стула. Граф так и сидел напротив меня, но мне показалось — что-то звериное было в его облике, пока я сидела с закрытыми глазами. Снова звериные уши? Шерсть на загривке? Кончик рыжего лисьего хвоста, торчащий из-под одежды?

— Как вы себя чувствуете, госпожа де ла Шуэтт? — спросил он. — Или… может быть, к вам нужно обращаться иначе?

— Вы о чём? — я тут же насторожилась и ощетинилась.

— Кого я вижу перед собой? Ваши мысли были весьма громкими, и… я не понял оттуда ни слова, ни образа. Это что-то чуждое, чего нет в мире, но… может быть за его пределами.

— Вы видите… меня.

— Исчерпывающе, — кивает он. — И кто же вы? Что стряслось с госпожой де ла Шуэтт?

Я подвисаю — говорить или нет? Может ли он быть союзником, или же наоборот, воспользуется полученным знанием, чтобы уничтожить меня и отобрать имущество? И если я могла уловить какие-то обрывки мыслей и мотивов у людей в доме, особенно — у баронессы и её сына, они думали очень громко и злобно, и примерно одинаково всегда, то граф Ренар представлялся мне глухо закрытым, я не видела в нём и о нём ничего, ничегошеньки.

Мне показалось, что я ощетинилась, как зверь — выпустила наружу иголки и ещё какие-то защитные штуки.

— Если вы сомневаетесь — я клянусь, что не использую полученное знание во вред вам, — торжественно произносит он.

Поверить? Если честно, мне хочется поверить. И обсудить уже с кем-то эту дурацкую ситуацию. Или упираться дальше?

Если я не поверю и продолжу упираться — не упущу ли я возможность?

Если я поверю и всё, сказанное мною, будет использовано против меня — не сама ли я окажусь виновата?

А потом я взглянула на графа ещё раз… и поняла, что если он захочет, то мгновенно сможет вытрясти из меня всё, что там есть, все тайны. Но… он этого не делал. Сидел и ждал.

— Хорошо, господин граф, — я вздохнула и вернулась на своё место. — Меня зовут Виктория, я очнулась в этом доме, меня называли именем Викторьенн де ла Шуэтт. Там, откуда я родом, я умерла. А здесь умерла Викторьенн. И сейчас перед вами — тело одной и что-то нематериальное, оставшееся от другой. Не знаю, что, я агностик, атеистка и материалистка.

И вот сейчас будет момент истины, да?

Граф поднялся и поклонился.

— Будем знакомы, госпожа Виктория. Благодарю вас за откровенность, это… необыкновенно важно и ценно. И нет, я не собираюсь делиться с кем бы то ни было этим знанием, оно никому не поможет, а только повредит. Я могу лишь представить, с какими трудностями вы столкнулись. И… не исключено, что магом изначально были вы, а вовсе не госпожа де ла Шуэтт.