Книга Мы сделаем это вдвоём, страница 31 – Салма Кальк

Анри зашёл к себе, засветил магический огонёк и рухнул на лавку – снять сапоги. Северин сказал, что никуда не пойдёт из большой залы, в которой тепло, поэтому – сам, всё сам.

Шевеление в противоположном углу насторожило – что там ещё такое? А потом он пригляделся и едва не рассмеялся, потому что в его постели, свернувшись калачиком под шерстяным одеялом, спала Женевьев дю Трамбле. Ну да, Рогатьен же сказал – наверху. Не сказал только, где именно.

Всё верно, её следовало положить спать, а не отправлять обратно. Завтра Северин проводит. И оставлять спать внизу – тоже неправильно. Здесь не самое тёплое место, но тихое… и спокойное. Но куда теперь деваться ему самому?

Плащ, сапоги, размотать с шеи платок, отстегнуть перевязь и пояс с оружием. На пол, всё на пол, утром разберёмся. Кожаный дублет отчасти защищал от сырости, но не от холода. Нужно разжиться меховым, вдруг поможет? Или толстым суконным. Потому что суконной куртки снизу явно недостаточно. Снег облепляет всё с головы до ног, а потом замерзает на усах, на воротнике и других местах, куда достаёт дыхание. А зайдёшь в тепло – начинает таять и мокнуть.

Анри разложил плащ и дублет по лавке – пусть сохнут. Подхватил сменный плащ, который как раз высох, дошёл до кровати и осторожно присел на край. Не было такого в его жизни, чтобы он пришёл к себе спать, а у него тут – женщина. Даже просто женщина, не такая, гм, как маркиза дю Трамбле.

Супруга Тереза имела свою спальню и была согласна на то, что он навещает её время от времени. Спать – именно спать – она предпочитала в одиночестве. Дамы, которых Анри навещал по минутному желанию или сердечной склонности, тоже спали сами – характер их отношений не предполагал, что он останется ночевать. В походе и в военном лагере попадавшие в его палатку девицы тоже не задерживались после того, как делали всё необходимое. Поэтому… странно всё.

Ему случалось спать вповалку с товарищами по оружию – в казарме, в таверне, в палатке. В том числе в дождь и холод, то есть это тогда он полагал, наивный, что это был холод. Да что он знал раньше о холоде? Совершенно ничего.

А вот так, чтобы с женщиной…

Впрочем, сейчас женщина в постели была сущим благом, просто потому, что она тёплая, что она уже нагрела эту самую постель. И если он попробует лечь вот тут с краю, то даже, наверное, и не потревожит её сон.

Она пошевелилась, не просыпаясь, повернулась, из-под одеяла высунулся кончик ноги в шерстяном чулке. Тёплом шерстяном чулке. Маркиза дю Трамбле в тёплых шерстяных чулках. Та самая, которая вводила моду на цвет вышивки и стрелок, и чулки которой, если верить придворным болтунам, были из тончайшего и мягчайшего шёлка. Впрочем, болтуны только болтали, все доподлинно знали, что никто, кроме короля, не смеет коснуться этих ног в шёлковых чулках.

И вот теперь эти ноги – в его постели. Равно как и вся она.

При дворе маркиза всегда выглядела, будто сошла с картины – совершенное лицо, яркие вдохновляющие глаза, мягкие и нежные руки, идеально ровные складки платья. А сейчас он глянул под одеяло – любопытно же – и увидел, что одежды на ней в избытке. Льняная сорочка, шерстяная юбка, шерстяной же корсаж. Думала ли она, что станет одеваться в серое, грубое, ничем не украшенное, но тёплое? И что станет спать во всём этом, не раздеваясь?