Книга Знамение змиево, страница 246 – Елизавета Дворецкая

Воята взглянул на берег – там тоже что-то светилось. От его ног и до воды, там, где недавно протянулась толстая, увесистая цепь настоящего червонного золота, мерцала в траве цепочка из светлячков, маленьких земных звёздочек – и медленно гасла.

Миколка-бортник, выбравшись из зачарованной толпы, поспешил куда-то в темноту…

* * *

Нынешнее поле было совсем не то, что осенью – зелёное, весёлое. Рожь ещё не колосилась, но земля уже скрылась под плотным ковром высоких узких листьев. Щебетали птицы, из дальней рощи доносилось усердное, хоть и унылое «ку-ку!».

– А он… что если он всё-таки вернётся… а тебя не будет? – робко спросила Тёмушка.

Весть о скором отъезде Вояты её огорчила, и к тому же она боялась нового появления своего недоброго отца, а Воята так и не посмел рассказать ей, почему эти страхи неосновательны. За несколько дней он попривык видеть Тёмушку в девичьем уборе и даже почти стал смотреть на неё как на обычную девушку, хотя в душе знал: вовсе она не обычная. При взгляде на её тёмные глаза, белый лоб, похожий на верхнюю половинку яйца, обрамлённый пушистыми тёмными волосами, он жаждал сделаться тыном железным, чтобы оградить её от всех на свете бед.

– Да нет же! – Воята остановился посреди тропы, повернулся к Тёмушке, взял её руки в свои и приложил к груди. – Я клянусь тебе: не вернётся он. Сила его шла от змия, а змий улетел. Ты сама же видела.

– Как же ты догадался, чем его изгнать?

– Змий в озере говорил со мной и сам упомянул: когда святой Аникий стал читать псалмы у него в пещере, худо ему пришлось, а как дошёл до девяностого – он и вовсе бежать пустился. Я замечал: змий греческие слова вставляет, видно, долго в той земле жил. Ну я и прикинул: если опять услышит тот же псалом, каким его Аникий изгнал, по-гречески, то не выдержит – опять убежит, гнездо своё старое покинет. Так и вышло. Только я не знал… – Воята помолчал, вспоминая недавнюю ночь, – что та звезда, какую ждали, и есть сам змий.

– Потому я и не нашла такого ангела, чтобы той звездой управлял! – вставила Марьица, влезая в их беседу. – Не было у той звезды вовсе никакого ангела, потому что она не звезда никакая, а змий! Он сам, тот змий, – бывший ангел, да чина своего не удержал.

– Выходит, только у того и нет ангела, кто сам ангелом был, да не сдюжил… – пробормотал Воята. – А кто это на молитву ответил – неужто сам Господь? Я и в озере тот же голос слышал.

– А это архангел Михаил отвечал! – с явной гордостью за свой небесный род ответила Марьица.

Воята и две его спутницы – одна видимая, другая невидимая, – прошли ещё немного – до того места, где тропа пересекала другую.

– Где-то здесь, да? – обращаясь к воздуху, спросил Воята.

Птичий щебет наполнял воздух свежестью и серебрился в лучах солнца. По краю поля белели соцветия тысячелистника, как земные облачка.

– Ещё немного вперёд, – глухо ответил голос Страхоты.

Тёмушка отстала и дальше не пошла.

– Правее… стой.

Воята остановился. Где-то у него под ногами пряталась та безвестная могила, куда двадцать лет назад отец Тёмушки зарыл тело её дяди, своего родного брата. Знал ли он, что вместе с ним зарывает и собственную душу? Или ради завистливой ненависти к брату готов был не пожалеть и себя?

– Здесь?

– Здесь.

– Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа! – нараспев произнёс Воята. – Коли ты женского пола – то будь Марья. – Он с трудом удержался от улыбки, но требовалось всё проделать как положено. – А коли мужеского – то будь Иван!