Книга Каждому дракону по черепушке, или Баба Глаша, давай!, страница 3 – Ольга Коротаева

– Торговец из Гудьера не солгал. Это действительно… редкий товар!

Товар? От гнева и досады едва не скрипела зубами. Второй шанс в другом мире? Да здесь рабовладельческий строй! Ох, попадись мне проклятый джинн, которого я освободила из поддельной амфоры, я бы его в ночном горшке навеки заперла!

Несколько часов назад...

Гончарный круг мерно поскрипывал, и этот звук меня успокаивал, почти погружал в приятный транс. Мои узловатые пальцы приятно скользили по мягкой, податливой глине, и постепенно, с каждым новым проходом, стенки будущей вазы становились тоньше, контуры изящней, а тряпочка в левой руке – менее влажной.

Прошло больше пятидесяти лет с момента, когда отец объяснил, что мокрая тряпочка позволяет сэкономить много времени и сил, ведь не нужно каждые несколько секунд мочить руки, чтобы они хорошо скользили по глине, а меня до сих пор завораживал процесс создания красоты из бесформенного куска.

– Глафира Андреевна! – неожиданно раздалось над ухом.

Руки дрогнули, и прекрасная будущая ваза, смявшись, разлетелась по мастерской коричневыми кляксами, одна из которых попала на белоснежную рубашку Глеба, мужа моей горячо любимой внучки.

– Тьфу ты, окаянный! – воскликнула я и щёлкнула тумблером, отключая вращение гончарного круга. – Чего подкрадываешься? До инфаркта довести хочешь?!

– Я минут пять в дверь стучал, – обиженно буркнул Глеб, осторожно убирая кусок глины и обречённо вздохнул, глядя на пятно. – Хорошо, что я взял с собой футболку.

– Лучше бы мозги прихватил, – хмыкнула я, вытирая руки сухой тряпицей. – Кто же в мастерскую при параде ходит? Ты б ещё бантик на шею прицепил! Как он там называется?.. Да всё равно! Чего пожаловал? Пятница шоль? Пирогов захотелось? Будут тебе пироги! Кажется, в морозилке тесто оставалось…

– Какие пироги, Глафира Андреевна? – страдальчески простонал Глеб. – Анастасия вчера звонила вам и напоминала, что я сегодня приеду.

– У меня тут не вокзал и не гостиница, – фыркнула я, снимая прорезиненный фартук с ромашками, подаренный дочкой на Восьмое марта ещё лет десять назад. С тех пор неблагодарная больше меня не навещала. – Ежели моя Тося тебя выгнала, вертайся к родителям в Хабаровск!

– Да мы душа в душу! – возмутился Глеб и, вынув из кармана билеты, помахал ими. – Тося сказала, что вы слишком много времени проводите за гончарным кругом, а в вашем возрасте вредно постоянно сидеть в скрюченном состоянии. Поэтому мы с вами едем в музей!

– И в какие музеи нынче восьмидесятилетних бабок принимают? – ехидно уточнила я.

– Глафира Андреевна, – явно теряя терпение, выдохнул Глеб. – Я всеми силами пытаюсь заработать у жены пару очков и подружиться с её любимой бабушкой. Даже выбрал музей, который вам точно понравится. Не сопротивляйтесь, пожалуйста!

– Уговорил, противный, – сдалась я, выталкивая его из мастерской, чтобы не сбил случайно настройки обжига или не уронил банки с очень дорогими эмалями. – Но если твой музей окажется домом престарелых, клянусь, я все тамошние экспонаты на черепки пущу!

Разумеется, это были пустые угрозы.

Моя любимица Анастасия оказалась единственным адекватным человеком, который появился в нашем роду. Она бы никогда не стала уговаривать меня переехать в дом престарелых, как её мать (и моя единственная дочь). Нина решила, что фартук с ромашками – отличный подарок взамен на мой старенький домик, окружённый высотками.