Книга Пиппа ищет неприятностей, страница 92 – Светлана Нарватова

– Уши, пятки и попа, – девчонка бросила в мою сторону осуждающий взгляд, но быстро взяла себя и поводья в руки, – должны быть на одной линии. А у тебя там, – я изобразил рукой кривую, невольно представляя настоящие рельефы, срытые под корсетом, – уж в припадке извивается.

Пипка расправила плечи, обнаруживая отличную осанку.

– А теперь легонько потяни на себя повод. Или несильно хлопни пятками по бокам. Н-н-но!

Лошадка неспешно побрела по дороге в сторону леса. Я пошел рядом.

– Сейчас тебе нужно только держать равновесие. Яблочная идёт себе, и пусть идёт. Регулируй поводья, руки должны повторять движенья головы, не отпускай их, они не должны быть натянуты, но и болтаться не должны. Давай, давай!

Кобылка была спокойной, флегматичной. Девушка держалась в седле всё уверенней. Мы отошли от поляны, вокруг нас никого не было. Только птички звонко цвикали, обсуждая прошедший ливень. Молчание между нами затянулось и давило неловкостью. Во влажном воздухе разливался слабый медовый аромат лесных цветов.

– Где ты научил… – это была хорошая возможность признаться, что я знаю, кто она, но я струсил и решил не форсировать: – …ся солить рыбу?

– В приюте, – поспешно заговорила девчонка. – Мы там всё лето и осень солили рыбу. Особенно те, кто провинился перед воспитателями. Рыбой с нами делились мужики из ближайшей деревни. А мы им… – тут она замялась, – …огороды пололи.

– Я думал, ты у родственников рос, – попытался я поймать её на очередном вранье.

– Ну потом меня забрали из приюта, – как-то сразу сникла моя собеседница.

Не из злости, что её раскусили. Она расстроилась. Искренне. Похоже, именно сейчас она поделилась своими настоящими воспоминаниями, а я не поверил. И она из-за этого огорчилась. Значит, я ей небезразличен. Не в том смысле, конечно, что нравлюсь. Как мужчина. Но просто Пипке важно, что я о ней думаю.

– Расскажи о своих родителях, – попросил я.

– Их не стало очень рано. Я о них почти ничего не помню.

Мне показалось, это было сказано искренно. И я бы мог задать вопросы о том, кем они были. Ведь родственники должны были поделиться. Но не стал. Зачем загонять её в новую ложь? Пусть расскажет то, что хочет рассказать.

– Маму только немного помню, – продолжила девушка. – Она была очень доброй. Я знаю, что она меня очень любила.

– А что случилось потом?

– Она умерла. Наставница считала, что её убили.

И я был готов поклясться, что это была правда. Пипка впускала меня в свою раковину, за маску простодушного, дурашливого деревенского мальчишки. Я боялся неловким вопросом спугнуть нежданную откровенность.

– А твои родители, Дикий? Ты помнишь своих родителей? – она посмотрела мне в глаза так, будто смотрела в душу. Без страха, без смущения.

– Да, – кивнул я. – Моя мама всё еще жива. А отец… отец давно умер. Я ещё был ребенком.

Я боялся, что сейчас она задаст вопрос, за что меня прокляли, и сжался в ожидании. Было жаль терять это подобие близости.

– А как её разворачивать? – неожиданно спросила девчонка. – Нам, наверное, пора назад?

– Потяни за повод и надави коленом со стороны, противоположной повороту…

Я рассказывал, как нужно поворачивать, она пыталась – получалось неловко, как и всё остальное, что она делала. Мы смеялись, она пробовала снова, и мы снова смеялись. И было просто и легко, будто мы знакомы не несколько дней, а всю нашу жизнь.